Мелкий бес Homo economicus

Почетный профессор Школы бизнеса Чикагского университета 72-летний Ричард Талер удостоен Нобелевской премии нынешнего года «за вклад в изучение поведенческой экономики». Оговоримся сразу, что эта премия, в отличие от трех естественнонаучных, по литературе и за деятельность по сохранению мира, не имеет отношения к Альфреду Нобелю, а учреждена старейшим центробанком мира — Банком Швеции — в 1968 году, в честь своего 300-летия и в память о знаменитом соотечественнике.

Талер предложил реалистический анализ того, как люди ведут себя в процессе принятия экономических решений с учетом их ограниченных когнитивных способностей и возможностей самоконтроля или, проще говоря, безволия.

Нельзя сказать, что результаты в области поведенческой экономики так уж редки в наградных листах Банка Швеции. Среди лауреатов-бихевиористов необходимо назвать Герберта Саймона, награжденного в 1978 году за анализ принятия решений в экономических организациях, Даниэля Канемана, награжденного в 2002 году за применение методов психологии в исследовании принятия решений и, наконец, Роберта Шиллера, ставшего нобелевским лауреатом в 2013 году за разработку и успешное применение теории поведенческих финансов.

Ряд историков экономической науки пытаются провести по статье поведенческой экономики и главные результаты исследований Мориса Алле, лауреата Нобелевской премии 1988 года, однако результаты эти столь масштабны, что чрезвычайно затруднительно расположить их на какой-то одной «полочке» в ряду экономических дисциплин.

Но, пожалуй, именно благодаря Ричарду Талеру поведенческая экономика и финансы перестали быть маргинальными ответвлениями экономического поиска. Сегодня эти исследования представляют собой одно из ведущих направлений экономической науки. Поведенческая экономика продемонстрировала свою эффективность в понимании и предсказании поведения индивидов. Более того, она оказывает значительное влияние на разработку мер государственной политики и совершенствование дизайна экономических институтов.

Деньги пахнут

В стандартной экономической теории традиционно доминирует взгляд на рациональное поведение людей через призму оптимальных решений. Предполагается, что индивиды знают о своих предпочтениях и максимизируют личную выгоду с учетом ресурсных, финансовых и информационных ограничений. Эти предпосылки весьма удобны для формализации экономических моделей, хотя и неэкономисту ясно, что они безжалостно огрубляют действительность.

«В процессе превращения экономики в более строгую в математическом смысле науку экономическая профессия, кажется, утратила хорошую интуицию в отношении человеческого поведения», — пояснял Талер в одной из своих лекций. По его мнению, экономисты слишком полюбили сконструированного ими абстрактногоHomo economicus, повадки которого сильно отличаются от действий и мотиваций реальных людей.

«С появлением на свет работы Морриса Алле 1953 года сам исходный постулат о рациональности экономического поведения стал предметом научных дискуссий, — считает главный экономист Института финансовых исследований Георгий Трофимов. — Теория ожидаемой полезности Неймана—Моргенштерна, предложенная в 1944 году, во многих случаях не подтверждается эмпирическими фактами, причем отклонения теории от фактов в ряде случаев носят систематический характер».

Такое положение стимулировало разработку новых идей с привлечением знаний из области психологии. Альтернативное представление об экономическом поведении людей состоит в том, чтобы не приписывать им оптимальное поведение, а понять и объяснить, как на самом деле происходит принятие решения. В этом суть поведенческого подхода, находящегося на стыке экономики и психологии.

Пионером этого направления можно считать Герберта Саймона, предложившего концепцию ограниченной рациональности. Концепция исходит из представлений об ограниченных когнитивных способностях человека осуществлять сбор, обработку и анализ необходимой информации. В теории ограниченной рациональности рассматривается выбор не оптимальной, а приемлемой альтернативы в рамках решения конкретных проблем, причем формальным критерием выбора является выполнение некоторых заданных ограничений. «Подход Саймона воспроизводил, к примеру, процесс принятия решений в крупных корпорациях и использовался при построении имитационных поведенческих моделей, популярных в 1970–1980-е годы», — комментирует Георгий Трофимов.

В рамках парадигмы ограниченной рациональности Ричард Талер в своих ранних работах стремился дать объяснение некоторым фактам, противоречившим логике оптимизационных моделей. В 1985 году он предложил, по аналогии с бухгалтерским учетом или бюджетным планированием, теорию так называемого ментального, или психологического, учета (mental accounting). Самой понятная, пусть и несколько попсовая иллюстрация эффекта ментального учета — неодинаковое отношение людей к денежным суммам, полученным из разных источников. Вопреки расхожему утверждению, что «деньги не пахнут», домохозяйства с разной готовностью тратят деньги, полученные из разных источников: регулярные доходы чаще направляются на покупку предметов первой необходимости, а нерегулярные (премии, выигрыши, подарки) — на развлечения и путешествия.

А вот какую иллюстрацию нестандартного экономического поведения в рамках концепции ментального учета приводит сам Талер в статье 1985 года. Он рассказывает реальную — и весьма правдоподобную — историю о том, как некая американская супружеская пара едет в отдаленное место на рыбалку. Им выпадает удачный улов лосося, который они запаковывают и отправляют домой самолетом. Посылка теряется, но супруги получают от авиакомпании компенсацию стоимостью 300 долларов. Пара заказывает необычайно дорогой по тем временам обед в ресторане — на 225 долларов. По традиционным меркам рационального поведения супруги действовали расточительно, позволив себе сверхдорогой обед. С точки зрения же ментального учета поступок супругов абсолютно рационален. Что же еще делать со свалившимися с неба тремястами баксов, кроме как немедленно прокутить их?!

Теория ментального учета применялась не только к анализу бюджетных решений домохозяйств. В 1995 году Талер с коллегами проводил исследование поведения нью-йоркских таксистов. Как выяснилось, таксисты меньше работают в удачные дни, когда избыток клиентов позволяет быстро выполнить дневной план. Но они вынуждены работать дольше обычного в дни неудачные, ориентируясь на достижение заданного результата. Традиционная теория предписывает труженикам баранки прямо противоположный образ действий.

Несимметричные ценности

Краеугольным камнем поведенческой экономики является теория перспектив, предложенная в 1979 году Даниэлем Канеманом и Амосом Тверски, которая опирается на эмпирические закономерности индивидуального выбора. Ричард Талер внес решающий вклад в развитие этой теории, используя ее для объяснения поведенческих феноменов, не вписывающихся в рамки теории ожидаемой полезности.

Основные предположения теории перспектив заключаются в следующем. Во-первых, выигрыши и потери рассматриваются не в абсолютном выражении, а относительно некоторой точки отсчета. Во-вторых, психологическая ощутимость различных исходов убывает с увеличением абсолютных размеров. Например, разница между 0 и 100 единиц выигрыша или проигрыша оценивается индивидами как более существенная, чем разница между 1000 и 1100 единиц. Наконец, людям свойственно неприятие потерь.

В своей новаторской статье 1980 года Талер дал объяснение некоторым аномальным явлениям на основе теории перспектив. Неприятие потерь объясняет тот факт, что нередко люди желают получить намного большую компенсацию за какой-то предмет, которым уже владеют, по сравнению с суммой, которую они были бы готовы выложить, если бы собирались его приобрести. Талер назвал данный феномен эффектом владения. «Индивиды в ряде случаев склонны воспринимать отчуждение собственности как потери, которые оцениваются негативно и не покрываются предлагаемой денежной компенсацией. Из-за расхождения субъективных оценок потерь и приобретения люди предпочитают отказываться от сделок, предпочитая статус-кво», — продолжает комментировать логику Талера Георгий Трофимов.

На рисунке изображена функция субъективной ценности. Точка отсчета О разделяет области потерь и выигрышей. Кривая ценности имеет S-образную форму, поскольку интенсивность восприятия снижается по мере увеличения потерь или выигрышей. Излом кривой в точке отсчета отражает неприятие потерь — наклон в области потерь круче. В зоне выигрыша кривая вогнутая, в зоне потерь — выпуклая. Таким образом, в теории перспектив неприятие потерь сочетается со склонностью к риску в отношении потерь. Об этой склонности, например, свидетельствует желание многих людей отыграться при неудачном исходе азартных игр

Липкая трясина безволия

В стандартных динамических моделях жизненного цикла неявно заложено предположение совершенного самоконтроля. Если индивид принял некий долговременный план действий, то он обязательно будет следовать ему в каждом краткосрочном периоде. Такой план является динамически состоятельным благодаря предположению, что будущие полезности дисконтируются по формуле приведенной стоимости с постоянной нормой дисконта. В этом случае межвременной выбор, по существу, одинаков для любого периода, будь то квартал или десятилетие.

Однако люди не роботы, а живые и в большинстве своем весьма нетвердые в морально-волевом плане существа. Каждый из нас нередко ставит перед собой благие цели, но делаем мы частенько прямо противоположное. Например, планируя жизненный цикл, индивид может принять решение начать откладывать пенсионные средства, например, с сорока лет, но по достижении этого возраста продолжит «проедать» свои текущие доходы.

Принцип динамической несостоятельности впервые сформулировал Роберт Штротц в 1955 году. Если норма дисконта полезностей непостоянна и снижается с увеличением горизонта планирования, то в краткосрочном периоде склонность к потреблению оказывается выше, чем в долгосрочном. По этой причине в каждый период времени возникает соблазн отказаться от принятого ранее долговременного плана. Штротц определил подобную ситуацию как конфликт между «я» сегодняшним и «я» будущим. Первое «я» разрабатывает долговременный план, а второе «я» этот план успешно игнорирует.

«Талер и Херш Шефрин в 1981 году предложили объяснение феномена ограниченного самоконтроля и динамической несостоятельности в рамках модели “планера-исполнителя”, — рассказывает Георгий Трофимов. — “Я” планирующее и “я” исполняющее взаимодействуют по аналогии со взаимоотношением принципала и агента, достигая в каждом периоде компромисса долгосрочных и краткосрочных целей. В статье, опубликованной в том же году, Талер подтвердил эмпирически гипотезу снижающейся нормы дисконта, которая является следствием данной модели».

Мягкая контриррациональная терапия

Проблема самоконтроля может решаться путем добровольного ограничения свободы собственных действий в будущем. Классическое решение, предложенное еще Штротцем, предусматривает вложения в неликвидные активы или привлечение долговременных кредитов в качестве дисциплинирующего механизма.

Однако далеко не всем людям присуще такое благоразумное поведение. Разработка и реализация долговременных планов требует определенных когнитивных способностей и высокого уровня самоконтроля. Эта проблема имеет непосредственное отношение к вовлечению работников в накопительные пенсионные системы — государственные или корпоративные. Как правило, большинство потенциальных участников предпочитают пассивное поведение, недооценивая долговременные выгоды. Поэтому в организации накопительных систем очень важно правильно определить режим выбора по умолчанию. Талер в 1994 году предложил автоматическое включение «молчунов» в систему на некотором минимальном уровне пенсионных отчислений. По сути это означает не что иное, как мягкое принуждение к благоразумным действиям. «Легкий толчок» — так можно перевести название книги Талера (в соавторстве с Кэссом Санстейном) 2008 года («Nudge: Improving Decisions about Health, Wealth and Happiness»), ставшей бестселлером.

Возможен и другой, более мягкий путь, когда индивид не принуждается, а подталкивается к правильному выбору. Такой подход был сформулирован в статье Талера и Шломо Бенарци в 2004 году. Предложенный ими механизм нацелен на снижение у работника субъективных ощущений потерь в связи с накопительными отчислениями. Увеличение отчислений привязывается к повышениям зарплаты, причем решения об этих увеличениях принимаются заранее. Очевидно, что людям легче воспринять потери, которые должны произойти в будущем, чем в настоящем.

Таким образом, поведенческая экономика уже не просто системно описывала на первый взгляд нерациональные решения людей, но и стала пытаться разработать рецепты корректировки человеческого поведения в самых разных областях — от образования и здравоохранения до общественной безопасности.

В системе подталкивания к благоразумным действиям вмешательство в выбор людей происходит в деликатной форме, которую Талер и Кэсс Санстейн определили в своей книге как «либертарианский патернализм». Такой подход противоположен маркетинговым стратегиям, которые воздействуют не на рациональный выбор, а на эмоции и желания потенциального покупателя. Принципиальная особенность «либертарианского патернализма» — сохранение свободы действий индивида. Участие в пенсионной системе, разработанной Талером и его последователями, носит добровольный характер, из нее можно выйти, и она, по возможности, не затрагивает лиц, не нуждающихся в подталкивании.

Во время телефонной пресс-конференции в Нобелевском комитете Талер заявил, что потратит полученные девять миллионов шведских крон (по текущему курсу это 1,11 млн долларов США) так, как предписывают его исследования. «Я попытаюсь потратить деньги как можно более иррационально», — приводит слова лауреата газета New York Daily News.

Ну а рационально мыслящим читателям «Стимула», если кто-то заинтересовался подробностями строя мысли лауреата, можем посоветовать его недавно вышедшую на русском языке книгу «Новая поведенческая экономика. Почему люди нарушают правила традиционной экономики и как на этом заработать».