На этом фоне все более важную роль играли внешние факторы, которые в значительной степени определили увеличение производства высокотехнологичной продукции. Существует выраженная зависимость выпуска высокотехнологичной продукции от ее импорта (для выделения высокотехнологичной продукции мы использовали методологию ЮНКТАД).

В целом последние 25 лет наблюдался рост импорта высокотехнологичных товаров не только в абсолютном выражении, но и относительно ВВП. Если в 1995‒1998 годах импорт высокотехнологичных товаров составлял 1,5‒2% ВВП, то в 2019‒2021 годах превысил 3%. На графике 2 приведены данные импорта высокотехнологичных товаров относительно ВВП и расходы на НИОКР к ВВП (показатели представлены в виде трехлетней скользящей средней, чтобы нивелировать ежегодные колебания).

Общий анализ представленных данных показывает наличие двух периодов инновационной динамики (на графике их разделяет вертикальная серая полоса). Первый период характеризуется дополняющим характером расходов на НИОКР и импорта высокотехнологичной продукции: рост одного показателя сопровождался ростом другого. Он начинается примерно с середины 1990-х и заканчивается мировым финансовым кризисом 2008‒2009 годов. Если в первом периоде можно говорить о синхронизации динамики импорта высокотехнологичной продукции и расходов на НИОКР, то во втором импорт высокотехнологичной продукции выступает своего рода замещающим фактором при сокращении относительных расходов на НИОКР.

При этом доля высокотехнологичной продукции, импортируемой из «недружественных» стран, весьма существенна и составляет от 30% по позиции «Производство вычислительной, электронной и оптической техники»* примерно до 75% по позиции «Производство фармацевтических препаратов, медицинских химических веществ и лекарственных растительных продуктов».

Важными источниками замещения импортной высокотехнологичной продукции из стран, введших санкции, потенциально могли бы стать некоторые страны БРИКС, прежде всего Китай и Индия, доля которых в импортной высокотехнологичной продукции стран БРИКС составляет около 70 и 30% соответственно. В то же время вторичные санкции, структура производства и проблемы логистики ограничивают эти возможности. Особенно это касается импорта полупроводниковых компонентов, оборудования для производства микрочипов и телекоммуникационных технологий.

Начиная с 2005 года для развития инновационной деятельности и роста инновационной составляющей в экономике государством был финансово создан (капитализирован) целый ряд институтов инновационного развития. Основными получателями господдержки стали «Роснано», фонд «Сколково», РФФИ, Фонд содействия инновациям, РВК и Фонд развития промышленности, общие расходы бюджета на эти институты развития в 2006–2020 годах превысили 600 млрд рублей. Государство также инициировало другие важные форматы поддержки инноваций, включая программы инновационного развития (ПИР) госкомпаний, создание территориальных инновационных кластеров, технологических платформ, программу поддержки компаний — национальных чемпионов.

При принятии в 2010 году Стратегии инновационного развития планировалось, что эти финансовые и организационные инструменты должны существенно улучшить разработку и внедрение инноваций и выйти на уровень развитых стран по развитию технологических инноваций.

Однако большинство целевых показателей Стратегии инновационного развития России достигнуты не были (см. таблицу 1).

Таким образом, созданные за последние полтора десятилетия основные элементы национальной инновационной системы не смогли обеспечить существенный рост выпуска инновационной продукции в условиях недостаточного (по мировым меркам) финансирования исследований и разработок и структурных дисбалансов.

Стагнация расходов на НИОКР в России увеличивает зависимость национальной экономики от внешних инноваций и технологий, что в условиях санкций и гибридной войны Запада против России является угрозой не только экономическому развитию, но и национальной безопасности. Многократное увеличение как частных, так и государственных затрат на исследования и разработки, перестройка национальной инновационной и научно-технологической системы становится критическим вопросом развития России и обеспечения ее суверенитета.

* Учитывая, что Тайвань, являясь частью Китая, присоединился к антироссийским санкциям, реальная доля электроники, импортируемой из «недружественных» стран, составляет более половины.

Приоритеты научно-технического развития

С учетом существенно меньших по сравнению со странами-лидерами возможностей для фронтального развития в России науки и технологий особая роль принадлежит умению сконцентрировать ограниченные национальные ресурсы на приоритетных научных и технологических направлениях.

Можно отметить, что единого подхода к определению научно-технологических приоритетов на государственном уровне в России пока не сложилось — старая система определения приоритетов технологического развития указом президента не работает, а новой целостной системы не сформировалось.

К числу основных фактических научно-технологических приоритетов, утвержденных различными решениями на уровне правительства РФ, в настоящее время можно отнести:

— 13 направлений НТИ, нацеленных на создание перспективных рынков и четыре «проекта-маяка», которые в значительной степени являются их развитием;

— 3 новых важнейших инновационных проекта государственного значения;

— 15 дорожных карт, реализуемых госкомпаниями в рамках соглашений с правительством РФ по развитию высокотехнологичных направлений;

— 5 одобренных комплексных научно-технических программ полного инновационного цикла (из них три — с финансированием).

В то же время к концу XX века в странах ОЭСР подход к методологии выбора приоритетов сместился от «тематических» направлений, связанных с выбором научных областей и определением ключевых технологий (ИКТ, биотехнологии, новые материалы и т. п.), к так называемому миссионерскому подходу, то есть формулировке ключевых технологий, необходимых для решения социальных проблем (демографические изменения, экология и др.).

В России данная методология применялась в 2016 году при разработке Стратегии научно-технического развития для определения «больших вызовов», адекватных для Российской Федерации. На графике 3 схематично представлено наше видение взаимосвязи стратегических «больших вызовов» с различными научными знаниями и технологическими направлениями, развитие которых, при государственной поддержке, должно обеспечить экономику и социальную сферу России достаточным объемом новых знаний и внедренных разработок для результативного ответа на эти вызовы.

По выделенным «большим вызовам» предполагалась их декомпозиция на исчерпывающий перечень конкретных технологий (групп технологий), внедрение которых позволило бы решить социально-экономические проблемы, лежащие в основе данных вызовов. Целесообразно было также дополнить декомпозицию стратегических вызовов на новые знания и приоритетные технологии реальной оценкой ситуации, сравнением с мировым уровнем. Пример такого бенчмаркинга технологических направлений представлен в таблице 2.

Как видно из таблицы, среди технологий, близких к мировому уровню, можно выделить: искусственный интеллект и ИКТ, квантовые вычисления и коммуникации, композитные материалы, технологии сверхпроводимости и ядерные технологии.

В то же время микроэлектроника и ряд других, в первую очередь полный спектр технологий, обеспечивающих поддержание и улучшение здоровья нации, должны будут преодолеть существующее отставание от уровня развитых стран.

Однако в рамках первого этапа реализации Стратегии НТР такая декомпозиция не была доведена до логического конца, хотя по каждому «большому вызову» был определен соответствующий технологический приоритет. В результате в новой редакции государственной программы «Научно-технологическое развитие Российской Федерации» сделана попытка формально выстроить проекты и инструменты финансирования под логику приоритетов, заданную в Стратегии НТР. Для этого научно-исследовательские работы, которые ранее велись отраслевыми министерствами, достаточно схематично объединены в большие блоки для соответствия различным приоритетным направлениям Стратегии, что, по сути, является вопросом классификации, но не выделением полного набора технологических решений «больших вызовов» с целью их первоочередного финансирования.

В результате Россия, имея исторически широкий фронт исследований и разработок, сопоставимый с США и КНР, выделяет на науку крайне ограниченный объем ресурсов при достаточно слабой координации работ по различным каналам. Вместо конкретизации Стратегии НТР принято решение о разработке Концепции технологического развития до 2030 года. Важно, чтобы и в Концепции технологического развития до 2030 года и даже без нее сформировался новый механизм определения стратегических приоритетов и их реализации, обеспеченный финансами и организационными механизмами. Исходными критериями при выборе приоритетов могли бы служить следующие параметры:

— приоритетность в решении задач обеспечения научно-технологического суверенитета, с учетом временных горизонтов работ;

— важность для долгосрочного технологического развития;

— имеющийся кадровый потенциал фундаментальной/прикладной науки;

— наличие исследовательских и опытно-промышленных мощностей;

— макроэкономический эффект.

В качестве примера данного подхода к приоритезации на графике 6 представлено позиционирование технологических направлений, которые, по экспертной оценке, в наибольшей степени относятся к приоритетным для России, в матрице с координатами «стратегическая важность — макроэкономический эффект».

Необходимо определиться с теми направлениями научно-технологического развития, где возможен реальный прорыв в среднесрочной перспективе (3‒5 лет) и на долгосрочном горизонте. Средством должны стать как сеть (комплекс) малых проектов-драйверов, так и масштабные научно-технологические проекты, сопоставимые с атомным и космическим проектами Советского Союза, которые смогут сформировать облик российской экономики XXI века.

Перспективы прикладной корпоративной науки

Наиболее критичные для технологического развития проблемы находятся в прикладной сфере, которая так и не восстановилась после развала действовавшей в СССР системы отраслевой науки. В результате крайне слабым является звено, обеспечивающее переход от стадии исследований и лабораторных образцов к опытно-экспериментальным установкам и мелкосерийному производству (TRL 4–7), отладке и масштабированию новых технологий.

С целью соединения фундаментальных исследований, прикладных и затем инновационных разработок, кооперации государства и бизнеса с 2019 года был сформирован пакет комплексных научно-технических программ полного инновационного цикла (КНТП), формируемых по инициативе высокотехнологичного бизнеса (пример планирования «снизу вверх»). Однако и этот инструмент так и не заработал в полную силу: государственное финансирование начато только по двум программам из пяти. В утвержденной ГП НТР финансирование КНТП в среднем составляет 2,3 млрд рублей в год, что не позволяет рассматривать даже уже одобренные программы как мощные драйверы полного научно-технологического цикла.

В настоящее время наиболее существенными с точки зрения объема финансирования и внимания государства инструментами технологического развития, прежде всего в части прикладной и корпоративной науки, являются начатые в 2019 году работы по реализации дорожных карт госкомпаний по развитию ряда высокотехнологичных направлений. Однако бюджетное финансирование дорожных карт и КНТП предусмотрено только до 2024 года, а фактически гарантировано только на год, после чего возможна его корректировка, зачастую весьма существенная.

Прикладная наука в России фактически сосредоточена в крупнейших госкорпорациях и компаниях с государственным участием, реализующих программы инновационного развития (57 государственных корпораций, акционерных обществ и ФГУП). В 2020 году совокупные расходы госкомпаний на реализацию ПИР составили порядка 1,44 трлн рублей, общие расходы на НИОКР — 552,1 млрд рублей. При этом собственные расходы госкомпаний на НИОКР достигли 231,9 млрд рублей, что составляет более 60% расходов на прикладную науку в целом по РФ. (см. таблицу 3)

При этом госкомпании отмечают, что сформировался дефицит прорывных перспективных исследований, который не преодолевается корпоративными научными центрами, в связи с чем необходимы особые подходы и механизмы поддержки формирования научно-технических заделов и прорывных рискованных разработок.

Кроме того, действие программ инновационного развития предусмотрено до 2024 года и действующие ПИР разрабатывались и утверждались в совершенно другой экономической и технологической обстановке.

В нынешних условиях технологической блокады со стороны западных стран и необходимости достижения технологического суверенитета на первый план выходят вопросы инновационного развития с учетом оперативного импортозамещения высокотехнологичной продукции и перспективного технологического развития госкомпаний на базе переориентации на технологическое взаимодействие с дружественными странами и создание передовых технологий с опорой на отечественный научно-технологический потенциал.

В связи с этим целесообразно переформатировать программы инновационного развития госкомпаний (ПИР 2.0) и механизмы их финансирования (не исключая и превращение их в подпрограммы долгосрочных программ развития госкорпораций). Потребность как в стимулировании, так и в «принуждении к инновациям» пока не отпала. В частности, для достижения 45% доли внебюджетных расходов во внутренних затратах на исследования и разработки к 2030 году собственные расходы госкомпаний при сохранении текущих пропорций должны возрасти как минимум до 1% ВВП и более.

Помимо увеличения расходов на НИОКР госкомпании при разработке новых ПИР должны определить, какие технологические задачи, для решения которых на сегодня не существует технологий с высоким уровнем готовности, нужно решить на горизонте 5‒10 лет. Таким образом, они сформируют запрос на перспективные исследования и разработки для академической науки, университетов и государственных научных центров.

«Экономика знаний» в российской экономике XXI века

Все развитые страны ставят задачу опережающего увеличения расходов на НИОКР. Россия в этой научно-технологической гонке выглядит довольно скромно. По расчетам авторов, даже при реализации всех уже запланированных мер поддержки науки к 2030 году расходы на НИОКР составят около 1,4% ВВП, и этого явно недостаточно для осуществления научно-технологического прорыва России.

Вместе с тем при условии необходимых институциональных преобразований и увеличения государственного и частного финансирования есть все возможности переломить негативные тенденции и обеспечить научно-технологический прорыв России, что предусматривает оптимистичный сценарий нашего прогноза.

Данный сценарий предполагает переход к новой модели, включая создание новой системы оплаты труда, преодоление кадровых дисбалансов. Он ориентирован на достижение показателей развития науки, сопоставимых с развитыми странами.

Необходимо отметить, что в текущих условиях приобретение передовых технологий и закупка новейшего, инновационного оборудования в передовых странах (в большинстве своем получивших статус «недружественных») существенно затруднено. Это предполагает необходимость создания достаточной материально-технической базы для собственных разработок, компенсирующих выпадающий импорт машин, оборудования, высокотехнологичных товаров, ноу-хау и т. д.

По оценкам авторов, импорт «овеществленных» результатов научной деятельности из «недружественных» стран составляет 1,2‒1,3% ВВП, «нематериальных» результатов научной деятельности — 0,7‒0,9% ВВП. Для компенсации резкого, почти двукратного, сокращения импорта оборудования и ноу-хау и обеспечения поступательного развития научно-технологического потенциала страны необходимо компенсировать не только выпадающий импорт знаний, но и значительно увеличить собственные научно-исследовательские и технологические разработки. Решение этой задачи требует увеличения к 2035 году расходов на НИОКР до 3,0‒3,5% ВВП (в том числе частных расходов — до 1,5‒2% ВВП).

В первую очередь такой объем расходов на НИОКР обусловлен необходимостью создания благоприятных условий для работы исследователей, привлечения молодых кадров в научную деятельность и предотвращения оттока кадров за рубеж, а также в другие отрасли экономики, предлагающие в настоящее время более высокий уровень оплаты труда, что будет способствовать увеличению числа ученых в 1,4 раза к 2035 году (по отношению к 2020-му). Оно достигнет 480 тыс. человек, и общее число занятых в секторе НИОКР выйдет на советский уровень.

Привлечение кадров и увеличение оплаты труда научных сотрудников должно сопровождаться существенным ростом капитальных вложений в передовое оборудование, научные установки, а также в обновление приборной базы, закупку необходимых реагентов и расходных лабораторных материалов. Целью должно стать доведение показателя фондовооруженности до уровня 270 тыс. долларов США на одного исследователя.

Реализация предлагаемого оптимистического сценария опережающего развития научного сектора даст России возможность к 2035 году войти в четверку ведущих стран по расходам на НИОКР, изменить структуру экономики в пользу наукоемких секторов.

В соответствии с этим сценарием к 2035 году должно произойти увеличение расходов на НИОКР более чем до 3% ВВП (см. таблицу 4). В среднесрочном периоде (до 2027‒2030 годов) предполагается, что темп роста расходов на прикладные НИОКР за счет государственного, а прежде всего частного финансирования опережает показатели роста бюджетных расходов на фундаментальную науку, что обусловлено необходимостью научного обеспечения процессов импортозамещения и достижения технологического суверенитета.

Однако в долгосрочном периоде опережающее финансирование фундаментальной науки и создания нового знания является необходимым условием реализации новых научно-технологических заделов и новых прорывных технологий.

При реализации оптимистичного сценария к 2035 году Россия может занять четвертое место в мировой науке, и даже в нынешних условиях не следует пересматривать цели в сторону понижения. Такие параметры развития экономики знаний или экономики науки и технологий, по оценкам авторов, позволят повысить общий темп рост российской экономики в среднем на 0,5‒0,7 п. п. Доля сектора наукоемкой, высоко- и среднетехнологичной продукции (без учета финансовой сферы) в ВВП России может повыситься с 10% в 2020 году до 14‒15% в 2030‒2035 годах. С учетом сфер образования и здравоохранения экономика знаний может достичь 22‒24% ВВП. Наука и образование тогда станут действительно главной движущей силой российской экономики.

* В публикации частично использованы материалы статьи: Водоватов Л. Б., Дмитриева Е. А., Клепач А. Н. Российская наука и технологии: взлет или прогрессирующее отставание (часть I, II) // Проблемы прогнозирования. 2022. № 6, 2023. № 1 (в печати).

** А. Н. Клепач, к. э. н., заведующий кафедрой макроэкономической политики и стратегического управления МГУ им. М. В. Ломоносова; Л. Б. Водоватов, к. т. н., член Общественно-экспертного совета по национальному проекту «Наука и университеты»; Е. А. Дмитриева, к. э. н.; Ю. В. Белецкий, к. э. н., старший научный сотрудник ИНП РАН.