Памяти Ирика Имамутдинова

У мер Ирик Имамутдинов. Автор «Стимула» и «Эксперта», участник большинства проектов Инновационного бюро «Эксперт» и Института менеджмента инноваций НИУ ВШЭ. Ирик всегда хотел казаться «маленьким человеком». «Маленьким» — как его понимала большая русская литературная традиция, идущая от Пушкина и Гоголя к Достоевскому и Толстому, открывшая этот тип героя, всегда стремящегося «стушеваться», деликатно слиться с фоном, дать почувствовать собеседнику его собственную значимость, но при этом парадоксально бравшего на себя главную ответственность в критической ситуации, становящегося вдруг главным двигателем сюжета. Ирик — выпускник филфака МГУ, его дипломная работа была связана с творчеством Достоевского, и в последние годы, проведенные в Санкт-Петербурге, Ирик, казалось, слился с художественным миром классика, сопровождая друзей по маршрутам героев «Бедных людей», «Белых ночей», «Преступления и наказания». Редакторам манера письма Ирика порой казалась косноязычной: избыток сложноподчиненных, «вывернутая» логика изложения, полифонизм — всё это противоречило газетным законам. В ответ на критику своих текстов Ирик извинялся, пытался переписывать, но, похоже, влияние на его манеру стиля великого писателя было слишком велико: в какой-то момент редактор сдавался, а читатель получал нестандартный будоражащий текст. Еще одной визитной карточкой журналистского мастерства Ирика было умение брать интервью из какой-то особой, «сократической» позиции. «Я знаю, что я ничего не знаю» было стартовым лейтмотивом его бесед. Интервьюируемого (выдающегося ученого, крупного чиновника, известного предпринимателя) с первых фраз убеждали, что перед ним малоподготовленный к разговору, почти случайный человек, которому очень хочется разобраться в сложных материях. Подкупленный ириковским обаянием собеседник вдруг оставлял заготовленные формулировки и действительно пытался говорить обыденным языком, что порождало новые смыслы. Это не было прямолинейной популяризацией. Ирик лукавил: к каждому интервью он долго и тщательно готовился, в темах он для журналиста разбирался довольно глубоко, но умел быть наивным в беседе, не боялся показаться профаном и получал удивительный результат: сложные темы оказывались поданы так, что не вызывали отторжения ни у экспертов, ни у широкой публики. Главными темами Ирика были энергетика, машиностроение, инновации. Он одинаково легко находил общий язык и с академиками, и с технологическими предпринимателями. Но взгляд его на инновационный процесс всегда был со стороны науки и технологий, он всегда пытался строить сюжет своих текстов от ранних стадий инновационного цикла, и не меньше историй успеха его привлекали сюжеты инновационных неудач. Ирик написал три кейса для сборника «Инновации: разбор полетов», и они хорошо демонстрируют его авторскую оптику. Сегодня эти кейсы преподаются в лучших университетах страны. Драма талантливого ученого и инженера, пытающегося стать технологическим предпринимателем и в итоге не сумевшего сделать это, несмотря на все усилия, тонко и глубоко изучалась Ириком, и эти его работы расскажут вам о барьерах на пути инноваций в нашей стране больше, чем статистически вылизанные экономические статьи в рейтинговых журналах. В его исполнении инновации оказывались слишком человеческим делом, крепко связанным с психологией, историей, культурой. При этом он избегал обобщений, оставаясь в роли «подносчика снарядов», копателя эмпирической почвы. Скажем, лучшие концептуальные статьи «Эксперта» на инновационные темы писались при неизменном его соавторстве, но он всегда подчеркивал, что даст только «фактурку», опишет «случаи», а право теоретизировать оставляет соавторам. Владение инструментарием глубокого, как сказали бы социологи, или глубинного, как сказали бы психологи, интервью была востребована не только в журналистике, но и в прикладных исследованиях. Не будем перечислять десятки работ Инновационного бюро «Эксперт» и Института менеджмента инноваций ВШБ НИУ ВШЭ, которые без вклада Ирика оказались бы недоделанными. Заметим только, что он всегда привносил в строгий исследовательский план творческую суматоху, вольно пользуясь гайдом и пренебрегая структурой отчетных материалов, но именно эта «журналистская вольница» дарила порой ценные моменты и новые смыслы. Ирик всегда тянулся к быту, малому масштабу, незамысловатому общению, всему тому, что греет сердце маленького человека, однако бытописательство под его пером превращалось в историю с большой буквы, мелочи приобретали характер судьбы, а разговор в стиле наив заставлял вспомнить о сократических диалогах. В этом есть какая-то фундаментальная несправедливость, оставляющая всех нас, пока живых, с чувством вины перед тобой — большим человеком, который так хотел казаться маленьким и почти убедил в этом всех остальных.