Человек, который знал сто языков

Вячеслав Всеволодович Иванов — фигура поистине легендарная. Он принадлежал к тому редкому ныне типу ученых, которых можно уверенно назвать энциклопедистами. Мало кто может сравниться с ним по охвату культур, по многообразию междисциплинарных связей, выявленных в его семиотических и культурологических исследованиях. Трудно назвать такую гуманитарную науку, в которую он не внес тот или иной вклад. Он автор более полутора десятков книг и более 1200 статей по лингвистике, литературоведению и ряду смежных гуманитарных дисциплин, многие из которых переведены на западные и восточные языки.

Родился Вячеслав Всеволодович 21 августа 1929 года в Москве в семье писателя Всеволода Иванова, человека с широким кругом интересов, знатока поэзии и восточных культур, библиофила, уделявшего большое внимание всестороннему образованию сына. Уже в наше время Вячеслав Иванов вспоминал: «Мне посчастливилось, просто из-за моей семьи, из-за моих родителей и их друзей, с детства оказаться в кругу многих примечательных людей», которые оказали значительное влияние на становление молодого человека. И не случайно значительная часть его научных исследований посвящена людям, которых он знал с детства.

Он постоянно обращался к русской литературе XX века, с которой, если так можно выразиться, его связывали родственные узы. Его занимает соотношение поэтических манифестов и художественной практики представителей русского литературного авангарда, параллели и связи между писателями, оставшимися в России, и писателями русской диаспоры. Особый интерес Иванова вызывает биография Максима Горького, которого в детстве он знал и не раз видел. В своих исторических эссе Иванов стремится понять историю отношений между писателями и властями в советский период. Его интересовали неофициальная литература сталинской эпохи, последние годы жизни Горького и обстоятельства его смерти, отношения Сталина и Эйзенштейна.

Клинопись и семиотика

В 1946 году, окончив школу, Иванов поступил на романо-германское отделение филологического факультета Московского государственного университета, которое он закончил в 1951-м.

А уже в 1955 году Иванов защитил кандидатскую диссертацию на тему «Индоевропейские корни в клинописном хеттском языке и особенности их структуры», которая произвела такое впечатление на ученый совет МГУ, что он счел диссертацию заслуживающей докторской степени, — такое бывает в математике, но чрезвычайно редко случается в гуманитарных науках. Однако ВАК под надуманным предлогом докторскую степень не утвердил. А новой защите чинились препятствия из-за участия Иванова в правозащитной деятельности. Лишь в 1978 году ему удалось защитить докторскую в Вильнюсском университете.

По окончании аспирантуры Иванов был оставлен на кафедре в МГУ, где преподавал древние языки, читал курсы по сравнительно-историческому языкознанию и введению в языкознание. Но рамки традиционной академической карьеры были для него узки. В 1956–1958 годах Иванов совместно с лингвистом Кузнецовым и математиком Успенским руководит семинаром по применению математических методов в языкознании. Фактически он стоял у истоков возникшей в те годы новой дисциплины — математической лингвистики, которой он посвятил потом многие свои труды.

И тогда же он проявил свой бурный общественный темперамент, выразив несогласие с 

нападками на роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго» и поддержав научные взгляды Романа Якобсона. И за это в 1959 году был уволен из МГУ. Это решение было официально отменено руководством университета лишь в 1989-м.

Чтобы сегодняшний читатель мог по достоинству оценить смелость поведения Вячеслава Всеволодовича, заметим, что в те годы он, по-видимому, был чуть ли не единственным, кто позволил себе открыто высказать свое несогласие с шельмованием Пастернака.

Но увольнение в определенном смысле сыграло положительную роль и в судьбе Вячеслава Всеволодовича, и в судьбе науки. Иванов возглавил группу машинного перевода Института точной механики и вычислительной техники АН СССР. И тогда же стал создателем и первым председателем лингвистической секции Научного совета АН СССР по кибернетике, руководимого академиком Акселем Ивановичем Бергом. Участие Иванова в подготовке проблемной записки «Вопросы советской науки. Общие вопросы кибернетики» под руководством Берга сыграло большую роль в истории отечественной науки. На основе предложений, содержавшихся в этой записке, Президиум АН СССР принял постановление от 6 мая 1960 года «О развитии структурных и математических методов исследования языка». Благодаря этому были созданы многочисленные лаборатории машинного перевода, секторы структурной лингвистики и структурной типологии языков в академических институтах, отделения математической, структурной и прикладной лингвистики в нескольких вузах страны. Иванов участвовал в составлении учебных планов и программ отделения структурной и прикладной лингвистики филологического факультета МГУ, а в 1961 году выступил с пленарным докладом о математической лингвистике на Всесоюзном математическом съезде в Ленинграде.

Исключительно важную роль в развитии отечественной и мировой семиотики сыграл 

Симпозиум по структурному изучению знаковых систем, организованный Научным советом АН СССР по кибернетике. Написанное Ивановым предисловие к тезисам докладов симпозиума фактически стало манифестом семиотики как науки. Многие специалисты считают, что симпозиум вместе с последовавшим за ним всплеском исследований произвели «семиотическую революцию» в сфере всего гуманитарного знания в нашей стране.

Работы Иванова о предмете семиотики заложили общую идейную основу семиотических исследований в СССР и получившей всемирную известность Московско-Тартуской семиотической школы.

Гуманитарная точность

Иванов постоянно интересовался связью лингвистики с другими науками, особенно с естественными. В 1970–1980-х годах он принял активное участие в экспериментах, проводившихся в контакте с нейрофизиологами, по локализации семантических операций в различных участках мозга. Он видел свою задачу в том, чтобы создать единую картину знания, чтобы, как он говорил, «гуманитарные науки не были такими изгоями на фоне тех процветающих наук, которые пользуются точными методами». Поэтому не случаен его интерес к личности крупных ученых-естественников, которым он посвящает отдельные очерки: к геологу Владимиру Вернадскому, радиоинженеру Акселю Бергу, астрофизику Иосифу Шкловскому, кибернетику Михаилу Цетлину.

Не случайно Вячеслав Всеволодович усматривал сходство лингвистики и математики, подчеркивая математическую строгость фонетических законов и близость законов функционирования языка и естественнонаучных законов.

Лингвистические интересы Иванова были чрезвычайно разнообразны. Это общие проблемы генеалогической классификации языков мира и индоевропеистика, славянское языкознание и древние языки вымерших народов Средиземноморья в их отношении к северокавказским языкам, языки аборигенов Сибири и Дальнего Востока, алеутский язык, бамилеке и некоторые другие языки Африки. Сам о себе он говорил: «Я совсем не полиглот, хотя говорю на всех европейских языках. Читать могу на ста. Но это не так сложно».

Но он не только изучал языки. В его послужном списке — десятки переводов стихотворений, рассказов, публицистических статей и научных трудов с различных языков мира.

Благодаря трудам Вячеслава Всеволодовича Иванова середины 1950-х в нашей стране была фактически возрождена индоевропеистика, одним из выдающихся достижений которой стала монография «Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры», созданная совместно с Тамазом Гамкрелидзе. Эта книга в 1988 году была удостоена Ленинской премии и вызвала большой резонанс во всем мире.

В течение более чем полувека, начиная с 1954 года, Иванов систематически подводит итоги современного состояния лингвистической компаративистики в форме обновленного варианта генеалогической классификации языков мира. Начиная с 1970-х годов в эту схему включается родство ностратического уровня, а с 1980-х — родство дене-кавказское. И каждый раз оказывается, что мы находимся все ближе и ближе к доказательству гипотезы о моногенезе языков человечества, то есть о происхождении их из единого источника, поскольку обнаруживаются всё новые связи между языковыми семьями.

С 1989 года до последнего времени Вячеслав Всеволодович был директором Института мировой культуры МГУ. С 1992 года — профессором кафедры славянских языков и литературы Университета Южной Калифорнии в Лос-Анджелесе. С 2003-го — директором Русской антропологической школы при РГГУ. Вячеслав Всеволодович — академик РАН, член Американской академии наук и искусств.

Последние годы Вячеслав Всеволодович тяжело переживал проблемы российской науки. В одном из своих последних выступлений он сказал: «Я с удивлением последнее время читаю разного рода нападки на нашу науку и на ее современное положение. Поверьте мне, я больше года ежедневно читаю то, что на эту тему пишут в интернете в серьезных сообщениях и в научной прессе. И основное все-таки — это обсуждение работ наших ученых, которые пользуются всемирной славой и признанием где угодно, но не в нашей стране… Но я уверен, что не недостаток денег, которые даются на науку, хотя это, конечно, имеет место, не какие-то мелкие неприятности вроде не той формы экзамена, а гораздо более существенная вещь имеет место: наука, литература, искусство, культура в нашей стране перестали быть главным, чем нужно гордиться. Мне кажется, что задача, которую частично пыталось выполнить мое поколение, заключалась в том, что мы хотели добиться изменения этой ситуации, и в какой-то степени, может быть, некоторые из нас добились».

Седьмого октября Вячеслава Всеволодовича не стало.