Пройти инновационную мясорубку

Американский историк российской и советской науки и техники Лорен Грэхем в одной из своих последних книг поставил интересный вопрос: почему, будучи столь успешными в научных открытиях и технологических разработках, мы, русские, так слабы в их превращении в инновации? Грэхем имел в виду всю нашу историю от первой серьезной модернизации Петра I до современной ситуации, когда очередные усилия государства по развитию инновационного бизнеса и диверсификации экономики никак не дают ощутимых результатов в виде глобальных российских технологических продуктов и корпораций, за исключением оружия и отчасти некоторых зон ИТ-рынка.

Грэхем дает и ответ: все дело в несовершенных с точки зрения либеральной демократии политических институтах, в колее которых движется наша история, в том числе технологическая и экономическая. Вряд ли этот ответ нас может полностью удовлетворить — по крайней мере, инновационный взлет недемократического Китая в последние десятилетия дает основания не торопиться сводить инновационный успех страны к степени демократичности ее политического устройства. 

Инновационный успех экономики обеспечивают выдающиеся технологические компании, которые, в свою очередь, своим появлением, выживанием и ростом обязаны технологическим предпринимателям — редко встречающимся в обычной жизни существам, способным разглядеть за новой научно-технической идеей пока никем не реализованную рыночную возможность и, с определенной долей вероятности, реализовать ее. По статистике разных стран доля людей, способных к предпринимательству, — проценты, а тех, кто способен предпринимать с помощью технологических инноваций, по-видимому, в разы меньше. Утверждение, что число успешных технологических предпринимателей можно увеличить за счет демократизации политических институтов, кажется слишком смелой гипотезой, так как до сих пор нет полной ясности, откуда и почему эти представители рода человеческого возникают, и дефицит их испытывают страны с самым разным политическим устройством.

Современные инновационные политики пытаются решить этот вопрос прежде всего за счет обеспечения максимально широкой человеческой «воронки» — в эту довольно специфическую и рискованную деятельность пытаются вовлечь эмигрантов, уже отобранных другими национальными системами, и это не самый плохой путь (впрочем, этот путь могут позволить себе немногие страны); своих ученых и инженеров, пытаясь обучить их предпринимательскому ремеслу; студентов и даже школьников. КПД всей этой деятельности не очень высок: число выживших из основанных таким образом предпринимательских проектов редко превышает десяток процентов от заявившихся на старт, но есть и второй побочный эффект — увеличение в экономике числа компаний-зомби, которые стали предметом особой заботы исследователей и экспертов в последние годы, нежизнеспособных организмов, демонстрирующих вечную стагнацию и убытки и влачащих жалкое существование за счет грантов государства или незадачливых инвесторов. Cum grano salis к категории зомби можно отнести и годами собирающихся на IPO единорогов, демонстрирующих устойчивые операционные убытки.

Между тем СМИ и экспертные и образовательные ресурсы заполнены описаниями историй успеха инновационных бизнесов, успешные технологические предприниматели становятся медийными звездами и идолами целых поколений, их кейсы изучают в лучших университетах. О том, что каждая такая счастливая сказка возникает на фоне сотен гораздо более грустных и невзрачных повествований, говорить не принято: show must go on, или, как выразился известный американский теоретик предпринимательства Шихар Гош, стартаперы и инвесторы предпочитают хоронить своих мертвецов в тишине. Только в последнее время в США и ЕС начала создаваться мода на «каминг-ауты» потерпевших неудачу инновационных предпринимателей.

Ситуация эта довольно вредна для выработки эффективной инновационной политики — вредна, заметим, независимо от степени демократичности национальных институтов. Если нас интересует именно технологическое предпринимательство и условия его развития, необходимо рассмотреть его в деталях, на микроуровне, с равным интересом анализируя его успехи и провалы; к последним даже стоит отнестись с особым вниманием. Возможно, в результате такого анализа окажется, что отсутствие значимого результата на макроуровне связано именно с тем, что политика «воронки», или, шире, массового институционального подхода, мало что дает тем, кто действительно мог бы построить сильный технологический бизнес, и на самом деле просто распыляет без особой пользы государственный ресурс над оранжереями, в которых нежатся завтрашние зомби. А тотальная демократичность институтов не является condicio sine quia non для появления национальных инновационных чемпионов. 

Наш журнал постоянно ведет тему национальных чемпионов — предпринимательских технологических компаний среднего размера, демонстрировавших в предыдущие годы устойчивый и довольно быстрый рост, аномальную для нашей экономики инновационную активность и построивших амбициозные стратегии кратного увеличения своего размера и выхода на глобальный рынок. Этим компаниям не нужна парадигма «воронки», они уже доказали, что ими руководят настоящие предприниматели, для которых превращение в зомби — страшный сон, и при этом, как правило, они вполне патриотичны и лояльны, то есть несовершенство собственно политических институтов не относятся к их главным проблемам. Их немного в нашей экономике — по-видимому, около тысячи, может, несколько больше, поэтому у государства есть возможность поработать с этим слоем бизнеса практически в ручном режиме (к слову, и США, и Китай, и вслед за ними другие страны, несмотря на институциональное инновационное краснобайство, такой работой активно занимаются). На следующем этапе отдельные кейсы могут быть объединены институциональной рамкой, но никак не наоборот. Здесь нужно искать контуры новой инновационной политики, однако она будет неполноценной, как и нынешняя, если мы не поймем, кто и почему становится национальным чемпионом, а кто — нет.

Чемпионских историй успеха мы написали немало, теперь настало время отдать долг dark side of the moon. Мы уже анонсировали проект «Инновации: разбор полетов», начав с обзора международного опыта по этой теме. Подход зарубежных коллег — количественный анализ причин неудач инновационного бизнеса, примерами которых активно делятся сами предприниматели, — во-первых, появился недавно и пока далек от методологического совершенства, а во-вторых, в российском случае пока неприменим из-за отсутствия культурной нормы толерантности к провалу и желания рассказывать о нем в публичном поле. Поэтому мы выбрали метод case study, вполне подходящий для первого подхода к снаряду. Мы отобрали экспертным способом пятнадцать инновационных проектов, в самых разных областях и достигших разной стадии инновационной зрелости (от рано загнувшегося интернет-стартапа до обанкротившегося зрелого промышленного производства), и попытались проследить траекторию их развития, выделяя точки бифуркации (развилки), в которых была возможность неудачную траекторию изменить. Появление развилок обусловливалось как внешними (объективными) причинами вроде скачка валютного курса или введения санкций, так и причинами внутренними (предпринимательская ошибка в выборе партнера, оценке рынка и т. д.). В части случаев анализ неудачи приводил к смене стратегии и началу нового, более успешного проекта. 

Нам кажется, что внимательное прочтение этих кейсов должно привести читателя к выводу, что существует определенный баланс между внешними и внутренними причинами неудач, и государству с его институтами и технологическим предпринимателям (состоявшимся или пока получившим это высокое звание авансом) стоит одинаково внимательно проанализировать свои ошибки, сделанные в предыдущем цикле, и с одинаковым же усердием делать все возможное для увеличения популяции национальных чемпионов. Сборник полных версий кейсов мы опубликуем на нашем сайте в ноябре (работа над ним пока не окончена), а с этой недели будем знакомить вас с отдельными примерами в сокращенной журнальной редакции.