Увидеть мир «на выходе»

Е сть известный принцип работы компьютера: что на входе, то и на выходе. Он помогает понять принцип создания сообщения: если мы знаем, что должно быть на выходе, то понимаем, что нужно обеспечить на входе. Так конструируется смысл.

Принцип, знакомый любым мошенникам и манипуляторам и загадочным образом бесконечно далекий от подавляющего большинства авторов современных романов или киносценариев. Чем эту странность объяснить? Почему истории превращаются в кашу?

Мошенники и манипуляторы точно знают, какая действенная реакция аудитории должна быть на выходе. Переданные курьерам после телефонного звонка миллионы, вышедшие на майдан люди, результаты голосования или кровавая бойня — целеполагание существует.

Искусство принято считать далеким от целеполагания: «пока не требует поэта к священной жертве Аполлон». А голимая пропаганда искусством не бывает, хотя в целях пропаганды искусство используется. Голливуд и советский кинематограф в этом инструменте влияния толк знали.

Искусство манипулятивно по своей природе, потому что, как и любой мошенник, работает с эмоциями своих контрагентов: удалось высечь искру — из нее разгорится пламя. Каковы будут последствия, художник не задумывается. Должен ли — вопрос открытый.

После «Страданий юного Вертера» европейской модой стали романтические самоубийства. Книга определила ролевую модель поведения. Вряд ли Гете мог это предполагать. «Что делать?» перепахала Ленина. Чернышевский на что-то такое, очевидно, и рассчитывал.

Первая книга проходит по разряду «чистого» искусства, вторая — скорее «актуального». Хотя «чистое» искусство может пробуждать добрые чувства, а «актуальное» — деструктивные. И деятельность Ленина одним видится позитивной, а другим — адовой работой.

Ответственность на себя художник может возложить, получив тот или иной заказ. Частенько считающие себя завербованными агентами очередных Сил Света обнаруживают, что подписали договор с дьяволом. Но это тоже частный случай.

Вопрос не в том, как добиться нужного сообщения, а как с помощью нужного сообщения добиться нужного результата. То есть планируемого воздействия на эмоции. Задача примерно на уровне управления атомной энергией в народно-хозяйственных целях.

Чтобы описать нужную модель решения, нужно сформулировать соответствующую проблему: в вопросе уже заключается ответ. То есть наличие целеполагания если и не гарантирует результат, то как минимум открывает к нему путь. Результат гарантируется лишь привлекательностью решения проблемы.

А привлекательность обеспечивается системой доказательств, в которой и заключается искусство драматургии: возьмите хоть Библию, хоть «Преступление и наказание». Их авторы хорошо понимали, какого результата хотят достичь своими высказываниями.

Очень часто у авторов произведений искусства (а не только ширпотреба) бывают продюсеры. От Михаила Никифоровича Каткова (продюсера Достоевского и большей части авторов корпуса классической русской литературы) и до товарища Сталина (продюсера Шолохова, Эйзенштейна и т. д.)

Продюсеры обеспечивают соцзаказ, сиречь целеполагание. Авторы — систему доказательств. В упомянутых выше примерах речь не идет о лжи на заказ: печальный пример булгаковской пьесы «Батум» тому порукой. Хорошие продюсеры в художественной правде хорошо разбираются, даже будучи плохими людьми.

Продюсерам целеполагание диктуют стоящие перед ними задачи, в диапазоне от скрысить бюджет до обустроить Россию. И, если оставить за скобками корыстные мотивы, круг проблем будущих произведений описывается предлагаемыми социальными обстоятельствами.

Искусство имеет дело с реальностью, и искусство реальность преобразует (даже если речь идет об эскапизме в башне из слоновой кости: это исключение прекрасно подтверждает правило). За счет того, что создает конвенции восприятия мира и поведения.

Можно сказать и шире: искусство создает не только реальность, но и язык ее описания. Мы видим мир сквозь ролевые модели поведения, воспринятые нами через искусство — рассказанные нам истории. Человек есть то, что он ест, — особенно если речь идет о духовной пище.

Искусство отличается от манипуляции только тем, что манипуляторы делают из людей баранов, а авторы произведений искусства — созидателей. Даже если объектом созидания оказываются лишь добрые чувства, количество которых переходит в качество смягчения нравов.

Но социальный эффект искусства может иметь и практическое измерение, мотивируя людей приобретать профессии, открывать новые научные горизонты или находить общий язык с оппонентами. Этот эффект обогащает не только общество, но и искусство.

Оторванность от реальности искусство убивает. Тому порукой — духовная история постсоветского периода. В чем ее проблема? Рухнула плотина цензуры, в результате чего, как ожидалось, на иссохшие души должен был хлынуть живительный поток исцеляющих откровений.

Хлынула, однако, река нечистот. Оказалось, что свобода — это не награда, а проблема. Ролевые модели свободного поведения в нашем искусстве отсутствовали. А героические модели сопротивления не устраивали: деньгам, в отличие от советской власти, сопротивляться не хотелось.

Порочность человеческой натуры нормальна, если не пытаться драпировать ее белыми пальто. Но постсоветское искусство эту натуру, за редкими исключениями, исследовать перестало. Вокруг было столько интересного, что круг интересов литературы и кино сузился до чернухи. До черной дыры.

Алгоритм нарративного искусства — в преодолении героями преград, внутренних и внешних. Алгоритм его распада — в избегании этих преград или создании симуляций и симулякров. Знаменитый на закате советской эпохи фильм «Полеты во сне и наяву» оказался метафорой будущей сдачи и гибели демократического интеллигента.

Когда на смену белым одеждам пришли белые пальто, закрылся не гештальт, закрылся дискурс. Дискурс, если говорить простыми словами, — это пространство диалога. Пространство поиска. Когда все найдено, говорить не о чем. Не война разрушила мир. Она стала показателем его качества.

Общественные отношения изоморфны международным. Мир нуждается в переустройстве. Средствами искусства в том числе. Он нуждается в том, чтобы мы его рассказали. Чтобы мы поставили перед собой эту задачу. Чтобы мы увидели мир на выходе. То есть себя в нем.

Рассказав о себе, потерянное поколение рассказало сто лет назад о мире, который пришел от первой мировой войны ко второй. Этот урок истории ставит сегодня внятную задачу: не потерять себя. Не потерять поколение. Мир долго не стоит без войн. Но без смыслов он рушится.