Как победить победит

Исследования профессора РАН, профессора и заведующего лабораторией дизайна материалов Сколковского института науки и технологий Артема Оганова сосредоточены на использовании вычислительных методов при создании новых материалов, изучении поведения материи при высоких давлениях и разработке новых вычислительных методологий для прогнозирования структуры и свойств материалов.

В 2006 году совместно со своим студентом Колином Глассом он создал новый метод, названный USPEX (Universal Structure Predictor: Evolutionary Xtallography), позволяющий рассчитать структуру минерала для заданных температуры и давления, исходя только из химического состава. Этот уникальный эволюционный метод предсказания кристаллической структуры в настоящее время используется более чем 4500 исследователями по всему миру. Этот метод позволяет прогнозировать новые материалы, как органические, так и неорганические, с заданными свойствами и позволили сделать многочисленные открытия и в фундаментальных, и в прикладных исследованиях.

Нашу встречу с Артемом Ромаевичем мы начали с вопроса:

 

— Вы изучаете, если я правильно формулирую, структуры кристаллов при различных условиях?

— Мы предсказываем структуру вещества. Мы предсказываем структуру, которая стабильна при тех или иных условиях. А также мы предсказываем структуру и состав тех материалов, которые обладают нужными нам свойствами.

— То есть вы задаете в компьютерном алгоритме любые желаемые свойства и от этого результата разматываете процесс в обратном направлении?

— Да, именно так — мы решаем обратные задачи.

— У вас есть конкуренты в этой нише?

— Когда мы начинали, конкурентов было мало. Сейчас очень многие люди пытаются это делать с теми или иными успехами или неудачами, но мы до сих пор держим пальму первенства, и до сих пор наш метод непобиваем по степени надежности и быстроты. И по количеству и разнообразию функций, которые он имеет.

 

«Запрещенная» химия

— Вы часто говорите, что занимаетесь «запрещенной химией». Почему она запрещенная?

— Есть правила классической химии, которые позволяют существование одних соединений и запрещают существование других. Эти правила довольно хорошо работают для очень многих соединений. Например, мы знаем, что ничего, кроме NaCl, не допускается классической химией для хлорида натрия. Хлорид натрия — это всегда NaCl. Но оказывается, что, если вы идете к нестандартным условиям, например к высоким давлениям, то можете получить стабильные кристаллы состава, например, Na₃Cl. В классической химии это запрещено.

Вообще-то мы до конца не понимаем, почему они образуются, — но они образуются, это факт. Многие из них являются металлами, а для металлов такого рода правила не действуют. Но вот почему они оказываются металлами, тоже непонятно. Потому что, опять-таки с точки зрения классической химии, между атомами Na и Cl должна действовать ионная связь, где электроны от атомов Na полностью перетекают на атом Cl и там сильно локализуются. Металлической связи тут быть не должно. Но тем не менее она почему-то возникает при давлениях, даже не очень высоких.

— Некоторые физики считают, что все в химии может объяснить физика. Что в конечном счете все сводится к решению уравнения Шредингера. Как вы относитесь к таким утверждениям?

— Есть большая разница между словами «объяснить» и «рассчитать». Или «объяснить» и «предсказать». Наши предсказания и расчеты действительно основаны на законах физики, на квантовой механике, на решении уравнения Шредингера или его аналогов. Но сам по себе расчет не дает объяснений. Расчет вам предскажет, что при давлениях таких-то или других становится стабильным соединение Na₃Cl. А почему оно стабильно? Ответа нет.

Квантовая механика оперирует на очень детальном уровне. На уровне ядер и электронов. Мы все-таки привыкли в химии оперировать на уровне атомов, у каждого из которых есть какой-то нрав. Какие-то атомы активны, какие-то пассивны, какие-то атомы любят отдавать электроны, какие-то любят принимать. Какие-то не любят ни отдавать, ни принимать.

Если натрий отдаст электрон, он будет иметь заряд +1. А если хлор возьмет электрон, он получит заряд −1. А ведь должна соблюдаться электронейтральность. И мы сразу приходим к тому, что, возможно только одно соединение NaCl в пропорции ровно 1:1, иначе у вас баланс зарядов не сойдется. Почему Na₃Cl тогда существует? Не должен.

Но квантово-механические расчеты нас ставят перед фактом, основанном на решениях уравнений квантовой механики. Перед фактом, что Na₃Cl будет стабильным. Но как его объяснить с точки зрения характера, нрава атомов Na и Cl, непонятно. С точки зрения известного нам поведения атомов такого вещества быть не должно.

Законы физики определяют химическое поведение элементов. Химическое поведение элементов объясняет биохимическую роль тех или иных молекул. А биохимическая роль тех или иных молекул диктует все процессы, происходящие в живых существах. Да, законы физики определяют вообще всё. Но могут ли законы физики объяснить, например, то, о чем вы сейчас думаете? Поведение человека трактовать на основе уравнения Шредингера было бы достаточно наивно. Это называется редукционизм, и он очень ограничен в степени своей применимости. Для объяснения поведения человека все-таки лучше использовать те знания о нраве человека, которые нам дает психологическая наука. А для объяснения химических явлений нужно использовать те знания о нраве атомов, которые дает нам химическая наука. Работы последних лет показывают, что кое-что важное в нраве, казалось бы, хорошо нам известных атомов мы совсем не понимаем.

 

Между материальным и нематериальным миром

— Почему вы занимаетесь наукой?

— Потому что мне это интересно. И потому что я, наверное, больше ничем другим не умею заниматься.

— А вы пробовали?

— Даже не пробовал. Всю свою жизнь я мечтал быть ученым и только ученым. И мне даже в голову не приходило, что я могу стать кем-то еще. За исключением одного периода в юности, когда я подумывал, а не стать ли мне священником. И в какой-то момент я чуть было им не стал.

— Интересный баланс между этой областью знаний и, скажем так, наукой, которая требует доказательств.

— Они дополняют друг друга. Это разные стороны познания мира, материальный мир, который изучается наукой, и мир нематериальный. Если люди оперируют только материальными понятиями, то я боюсь, что в своем развитии они далеко не продвинутся.

Религия является одним из способов воспитания. Наука же вам не скажет, что такое хорошо и что такое плохо. Достоевский писал: «Если Бога нет, значит, все дозволено». В чисто материалистической картине мира нет абсолютной системы координат, абсолютного критерия добра и зла.

А знать, что такое добро и зло, необходимо. Если все дозволено и вы не вносите ограничений в свою жизнь, какие-то табу для себя, то ни к чему хорошему это не приведет. Без внутренней дисциплины человек далеко не продвинется. Каждый из нас наверняка сталкивался с огромным числом талантливых людей, из которых в результате ничего не вышло. Только потому, что они не обладали вот этой своей внутренней дисциплиной или тем, что мы бы назвали стержнем.

— Что важно ученому?

— В науке самое важное — быть хорошим ученым. Я думаю, что наука — это одна из тех сторон человеческой жизни, где есть механизм доказательства своей правоты, а правота в науке не зависит от ваших регалий или административного ресурса.

Ни у кого не вызывает сомнений, что генетики были правы, а Лысенко был неправ. Почему? Потому что есть экспериментальные доказательства того, что генетика работает.

Ученый — это тот человек, который ищет истину, а не выгоду.

А истина не зависит от места, времени или политической обстановки.

— Однако в последнее время стало много фейков.

— Это огромная проблема, проблема во многом воспитания людей, проблема общества. В богатых странах очень много ученых, жесточайшая конкуренция. И вперед выбиваются только те, кто может о себе громко заявить, произвести какой-то громкий результат. Но это не оправдание желанию придумывать открытия, которых нет. Была недавно история в Японии, когда одна дама сделала блестящую карьеру. Горячая тема — стволовые клетки, громкие результаты, плюс женщина в науке — это все-таки символ. И вот она стала символом национального масштаба, а потом выяснилось, что ее научные результаты поддельные. И это обернулось катастрофой, концом ее карьеры, самоубийством одного из ее начальников и пятном на репутации всего института. В России эта проблема тоже есть, но, скорее, из-за научной иерархии, тех самых начальников, которые всегда правы. И их подчиненные получают тот результат, который подтвердит правоту начальника, и чем больше начальник неправ, тем больше приходится подчиненным насиловать цифры, факты и здравый смысл, чтобы заслужить его одобрение.

 

Роль интуиции в науке

«Всю свою жизнь я мечтал быть ученым и только ученым. И мне даже в голову не приходило, что я могу стать кем-то еще»

Дмитрий Лыков

— А вы как работаете?

— Я интуитивный ученый. У меня в основном тот самый случай, когда я кожей чувствую, каким может быть результат, и потом к нему иду. Хотя бывают и другие способы. Например, однажды один из самых интересных результатов, которые я произвел, был сгенерирован вообще совершенно случайно: сейчас у меня четверо детей, тогда еще было трое, и мы летели в самолете, они висели у меня на шее, у меня не было возможности ни читать, ни писать. Но думать возможность была.

И вот это был момент «эврика!». Когда вы вроде бы ничего не ищете. Я думаю, он бывает у многих ученых. Это тоже своего рода способ познания. Если вы живете своим делом, то голова у вас, наверное, никогда полностью не отключается. Даже если вы занимаетесь чем-то совершенно не связанным с работой. Вы все равно в это время думаете, все равно в это время как-то приближаетесь к решению задач, которые вас волнуют.

— Какую задачу удалось решить, будучи увешанным детьми?

— Я придумал метод, который мог бы искать материал с оптимальными свойствами из всех возможных химических составов. Вот представьте себе, вам нужен материал, например, самый твердый. И вам нужно предсказать, какой материал будет обладать самой большой твердостью из всех возможных химических составов. Из всех возможных сочетаний всех элементов друг с другом и во всех возможных химических структурах. Что это значит? Вот смотрите, у нас 118 элементов. И более семи тысяч возможных двойных систем. И в каждой из этих систем будут сотни или даже тысячи возможных химических составов. И в каждом химическом составе бесконечное число кристаллических структур. То есть мы пытаемся найти иголку в колоссальном стоге сена.

А нам нужно найти в такого рода множестве оптимальное решение — материал с самой высокой твердостью. Перебрать на компьютере невозможно. Перебрать это экспериментально тоже невозможно. И мы с моим замечательным аспирантом, который приехал сюда, в Москву, из Ирана и работает сейчас в моей лаборатории, такой метод создали. А основой этого метода была та самая идея, которая мне пришла в голову, когда по мне лазали мои дети.

 

Парадокс победита

— Это продолжение USPEX?

— Это надстройка к нему. USPEX — это то, что я создал еще в 2004–2006 годах, он позволяет предсказать кристаллическую структуру по заданной химической формуле. А новый метод я назвал «Менделеевский поиск». Тут мы не задаем химическую формулу, мы даже не говорим, какие элементы, — вам нужно из всего множества химических соединений найти лучший материал.

Представьте себе, вы делаете, например, материалы для брони. Вот вы сделали какую-то броню, которую сегодняшние пули не пробивают. А завтрашние пули пробьют.

Наш метод ищет материалы с предельными свойствами, такими, которые ни завтра, ни послезавтра, ни через тысячу лет вы побить не сможете.

— Мы говорим о чем-то предельном, об экстремумах. И я вспоминаю парадокс, суть которого в вопросе: что будет если всепробивающий шар встретится с непробиваемой стеной. На каждое действие есть противодействие, на каждый аргумент — контраргумент?

— Нет, для многих свойств существует предел в силу ограничений, накладываемых законами физики. Существует, например, при нормальных условиях предел плотности.

— Это при нормальных условиях.

— Если вы сжимаете, там уже можно дойти до состояния черной дыры. Но вот при нормальных, да и любых других заданных условиях существует предел, например, плотности. Вы не можете атомы сдвинуть так, чтобы они сидели друг на друге. Силы межатомного отталкивания, которые основаны на принципе Паули, атомы раздвинут.

— Можно изменить давление.

— Давление, да, но при любом заданном давлении вы все равно будете сталкиваться с пределом плотности. То же самое касается и многих других свойств. И твердость принадлежит к их числу.

Есть такие случаи, когда предела нет. Ну, например, нет верхнего предела электропроводности — есть сверхпроводники, у которых электропроводность бесконечна. И вот наша цель — найти такие материалы, которые будут непобиваемыми, рекордными по своим свойствам. И это, мне кажется, очень важная цель.

У нас уже есть несколько очень важных результатов, полученных этим методом. Новых материалов, которые мы предсказали, раньше не было, а теперь они есть. Они обладают уникальными свойствами. Например, уникальный сверхтвердый материал, который мы сейчас вместе с «Газпром нефтью» внедряем в практику. «Газпром нефть» хочет делать из этого материала буровые резцы нового поколения. Твердость и износостойкость материала определяют стоимость бурения. Чем дольше резец может вам прослужить, тем дешевле вам обойдется бурение.

Много десятилетий в качестве основы бурового резца использовался материал, который у нас в стране назвали «победит». Его разработали в 1920-х годах немцы, а наши назвали победитом потому, что из этого материала наши изготавливали наконечники противотанковых снарядов, которыми в битве под Москвой громили фашистские танки. И во многом благодаря использованию этого материала была обеспечена победа.

И у этого материала победита настолько уникальные свойства, что почти девяносто лет человечество не могло ничего придумать ему на замену. А мы придумали. Это оказалось действительно очень сложно. Когда своим методом мы искали материал, который победил бы победит, мы обнаружили, что это вообще-то на грани невозможного.

— Хотя бы частично метод, которым тогда были созданы эти свойства, объяснить можно?

— Интуиция, удача и тяжелый труд. Интуитивно логика такая: самый твердый из возможных материалов — алмаз, это углерод. А самый тугоплавкий из металлов — вольфрам, который еще и очень твердый. А что будет, если их соединить? Получится карбид вольфрама. А карбид вольфрама — это и есть основа победита.

 

Не забывать о практике

— Вы всегда ищете практическое применение своим разработкам?

— Я был воспитан как фундаментальный, а не прикладной ученый. Более того, в моей среде считалось, что ученый не должен думать о практических применениях своей работы, что это грязная, недостойная мыслящего человека форма науки. Но с годами я понял, что это абсолютно ошибочный и даже порочный подход.

Есть ученые, которые целиком фундаментальные, их открытия, наверное, невозможно применить к практике. Но они расширяют границы познания. Познание, например, черных дыр не имеет никакой практической ценности. Хотя на пути к этому познанию люди совершенствуют математический аппарат, приборную базу, они могут где-то пригодиться.

Я вспоминаю свой приезд в Дубну, в лабораторию ядерных реакций, которой долгие годы руководил наш великий ученый Юрий Цолакович Оганесян. Человек, открывший девять элементов таблицы Менделеева, один из которых — под номером 118 — в честь него назвали «оганесон». Вот у него спросили: какая практическая польза от этих элементов, которые синтезируют в сверхмалых количествах? Он честно ответил, что практической пользы абсолютно никакой нет и никогда не будет. Но на пути к этим открытиям они создали новые ускорители. А эти ускорители могут быть полезны в лечении, может быть, онкозаболеваний, а также для создания особых мембран. И у них есть технология, которую они развивают и используют уже не одно десятилетие. Берут полимерную пленку и протягивают ее перед ускорителем со скоростью, скажем, метр в секунду. За эту секунду квадратный метр пластиковой пленки подвергается интенсивной бомбардировке частицами. И эти частицы оставляют там дырки. И вот эту вот перфорированную полимерную пленку вы можете использовать как мембрану, как фильтр. Например, ни одна бактерия не сможет пройти через эти дырочки, что открывает множество применений. А это просто побочный эффект.

— Нужно суметь заметить эту сферу применения.

— Не стоит забывать, что мы — люди. А у человека страсть к познанию является одним из базовых инстинктов. Мы обычно говорим об инстинктах самосохранения и размножения, но есть два инстинкта, которые мне тоже кажутся принципиальными для человека. Первый —инстинкт познания. Человеку всегда интересно: «а как это устроено?». Вспомните, сколько игрушек каждый ребенок ломает, пытаясь понять, что же там внутри.

Второй инстинкт — творить и менять мир вокруг себя. Это описано в Библии словами: «Бог сотворил человека по образу и подобию своему». Человек — творец. Он любит менять мир, в котором живет, он любит создавать что-то новое. Такая наша природа.

— Новое знание, которое дает ученый, может сильно поменять практическую жизнь человека и вообще ход истории. В вас этот инстинкт — изменить мир, оставить след после себя — преобладает?

— В себе я вижу очень сильный инстинкт что-то менять. Во многом из-за этого я и вернулся в Россию. Потому что я понял, что, когда проект «Сколково» разворачивался, мне пришлась по душе эта идея Сколково и Сколтеха в частности. И я для себя понял, что это возможность для меня поучаствовать в создании критической массы мозгов здесь. И если я не поучаствую в этом, я себе этого никогда не прощу. Я себе никогда не прощу, если этот проект будет успешным и окажется, что моей роли в этом нет, потому что я струсил и не приехал. И если этот проект не будет успешным, тоже не прощу себе — ведь, если бы я приехал, может быть, это и было бы той самой капелькой, которой было бы достаточно для того, чтобы проект стал успешным.

— Если вы фиксируетесь и на широком практическом применении, вы же можете сделать бизнес на своих открытиях?

— Как раз для этого мы с братом создали компанию. Сейчас она только на старте. Ученым программу USPEX, которую я создал, мы даем бесплатно. Но компаниям мы ее продаем. Sony, Toyota и прочие платят за программу довольно большие деньги. И каждому из основных авторов этой программы, мне, моим ученикам, принадлежит какой-то процент от этих продаж. На свой процент я уже дом купил.

— С какой целью компания Toyota использует вашу программу? Они что ищут?

— Насколько я понимаю, они ищут материалы для литиевых аккумуляторов. Я вижу по их публикациям, что их интересует именно эта тема. Но кроме публикаций есть и внутренние результаты, они конфиденциальные, и я даже не спрашиваю о них.

Иногда можно даже не уходя из науки стать вполне состоятельным человеком, если вы можете найти что-то меняющее жизнь человечества. Могу привести замечательный пример китайского ученого из Института химии угля Китайской академии наук. Он какое-то время работал в Германии, разумеется, был предельно беден. Но к нему пришла счастливая идея, и он изобрел новый катализатор, который сильно снижает энергоемкость процесса газификации угля, позволяет из грязного угля создавать высококачественные бензин и дизель, не содержащие серы. Если вы можете создать катализатор лучше, чем был создан до вас, вы можете этот процесс запускать гораздо более экономно и эффективно. И вот он вернулся в Китай и за короткое время стал исключительно богатым человеком. При относительно высокой цене на нефть его производство абсолютно прибыльно. И вот кто бы мог подумать, что вот этот богатейший человек, знаменитый в Китае профессор, еще недавно, каких-нибудь пятнадцать лет назад, едва ли имел копейку за душой. У него сейчас свое поместье под Пекином, свои лошади, свой ресторан, в который он возит гостей. Я был глубоко впечатлен, когда увидел все это своими глазами.

 

Нелинейный мозг

— Счастливая идея и трудолюбие, дисциплина, как вы говорите, в комплекте способны вообще на многое.

— Мозг человека работает очень нелинейно. Иногда ему требуется предельная степень напряжения, чтобы дать ответ на вопрос. А иногда нужно просто дать ему отдых.

Много идей мне приходит, например, когда я парюсь в бане. Я очень люблю баню. Это была, кстати, тоже одна из причин, почему я вернулся в Россию: не могу долго существовать без бани. Я жил на Лонг-Айленде, и, чтобы поехать в баню, мне требовалось три-четыре часа дороги в один конец. Есть и другие сугубо российские вещи, которых на Западе мне очень не хватало, например облепиха и облепиховое варенье. Но, конечно, это второстепенные причины. Кстати, когда я вернулся, уже четыре года назад, сложилась замечательная банная компания из моих близких друзей. Я думаю, у нас самая замечательная банная компания в мире, и ее IQ будет побольше, чем у всего Конгресса США. Там мой друг детства Павел Плечов, директор Минералогического музея, профессор МГУ. В этой же компании Виктор Енин, который создал в Москве сеть замечательных чайных домов. Литературовед и исключительно нестандартный человек Дмитрий Ицкович, который, для того чтобы создать очень продвинутое издательство, создал сеть ресторанов. Профессор востоковедения Алексей Муравьев, который в детстве снимался в фильме «Гостья из будущего»: он владеет половиной европейских языков плюс еще грузинский, армянский, арамейский, арабский, коптский, эфиопский.

И вот это, наверное, вся суть понятия счастья. Найти дело, которое тебе нравится, и найти людей, с которыми ты хочешь жить, общаться, дружить.

— Как вы собираете свои научные команды? По какому принципу?

— Надо, чтобы каждый человек был на своем месте. Но прежде всего надо брать в свой коллектив людей талантливых. Я стараюсь брать людей, которые хоть в чем-то превосходят меня.

Мне везло с учениками, суммарно из них вышло уже двенадцать профессоров. При этом два лучших ученика поначалу мне казались скорее средними.

— А что такое «лучшие» ученики?

— Когда вы думали, что знаете предел этого человека, а он берет и перепрыгивает выше. И вы думаете: ну ладно, теперь-то я уж точно знаю предел этого человека. А он потом берет и еще выше прыгает. И когда это происходит годами, вы начинаете понимать, что предела этого человека не знаете. И, может быть, его и нет.

 

Мечта Артема Оганова

«Вам нужно из всего множества химических соединений найти лучший материал»

Дмитрий Лыков

— Как вы себе глобальную цель фиксируете?

— У меня есть несколько глобальных целей. Во-первых, у меня есть цель быть счастливым человеком. Счастливый человек — это тот, кто может реализовать и приумножить все свои таланты. Который на своем месте. Вот у меня цель быть счастливым человеком в этом понимании. Быть счастливым как профессионал, быть счастливым как отец большого семейства. Мне кажется, у меня это получается.

У меня есть профессиональная мечта, чтобы создаваемые мной методы для предсказания новых материалов, которые сейчас по всему миру используются уже тысячами ученых и несколькими компаниями, нашли максимальное практическое воплощение и использовались всеми компаниями, которые так или иначе связаны с созданием новых материалов и новых технологий. Чтобы эти методы глубоко преобразили технический прогресс. Компьютерный дизайн новых материалов, конечно, гораздо более выигрышный, чем метод проб и ошибок, который до сих пор доминировал в создании новых материалов.

И еще у меня есть мечта, чтобы российская наука смогла восстановиться и чтобы Россия стала магнитом для талантов со всего мира, как это уже было в нашей истории.

— Процесс невозможно не заметить. Чего не хватает?

— Не хватает того, чтобы у ученых были хорошие зарплаты. Не хватает того, чтобы у всех талантливых людей были хорошие перспективы в науке. Карьерные возможности, возможности создания передовых лабораторий. Оборудование.

Для этого нужны я думаю, три вещи. Во-первых, стабильность. Чтобы перестало лихорадить наше общество. Чтобы люди могли думать о том, как им жить, а не о том, как выживать. Во-вторых, сильная экономика и большое финансирование науки со стороны государства. Совсем хорошо, если к этому финансированию сильнее подключится бизнес. И, в-третьих, нужно, чтобы само общество было к этому готово. Нужно, чтобы в обществе была доминанта того, что называется меритократией. Меритократия — это основа любого успешного общества. Чтобы успех ждал не тех, кто богат, не тех, у кого много связей или влиятельные родственники. А тех, кто талантлив и создает что-то важное.

— Если вы вознаграждаете таланты, у этого общества есть будущее.

— Мне очень нравится жить в России. Здесь очень интересно, потому что все то, о чем я сказал, что требуется для того, чтобы наука в России восстановилась, присутствует в возрастающей степени. И мы видим, как потихонечку из анархичного общества, которое работало «по понятиям», потихонечку выкристаллизовывается общество, работающее по все более понятным правилам.

— Потому что есть позитивные примеры. Нам их очень не хватало

— Согласен. Например, пару лет назад была создана президентская программа грантов для молодых талантливых ученых. И знаете что? Практически все известные мне молодые талантливые ученые получали эти гранты. Без связей, без интриг. Процент таких людей, которым удается состояться, у нас сейчас довольно быстро растет. Например, мой хороший приятель, с которым мы знакомы уже двадцать три года, стал заведующим кафедры в Петербурге в тридцать лет. И это удивительный случай, когда заведующий кафедрой уступил ему свое место, потому что увидел в нем талант, и он не прогадал.

— Мы сегодня с вами много говорили о предельных значениях. У вас самого есть предел? Бывает ли желание сдаться, опустить руки?

— Мне повезло с темпераментом. Все, что происходит, я воспринимаю достаточно эмоционально, и позитивные вещи, и негативные. Но эмоции обычно держатся не более пяти минут. И я пойду дальше, буду дальше жить, делать свое дело. Мой темперамент не позволяет никаким успехам вскружить мне голову и никаким неудачам не позволяет обескуражить меня.

— У Киплинга есть емкие строки, отражающие это состояние: «встречал спокойно радость и беду, постигнув их изменчивую суть»...

— Да. If you can meet with Triumph and Disaster and treat those two impostors just the same. Эту поэму Киплинга я выучил наизусть еще в годы своей аспирантуры в Лондоне и часто вспоминал на самых крутых виражах своей жизни.