Среди нескольких десятков указов, подписанных президентом США Дональдом Трампом в первые дни после вступления в должность, был документ с броским названием «Укрепление лидерства Америки в области цифровых финансовых технологий».
Документ содержит категорический запрет на «создание, выпуск, обращение и использование цифровых валют центральных банков (CBDC, Central bank digital currency, ЦВЦБ. — “Стимул”) в пределах юрисдикции Соединенных Штатов». В то же время признается важность индустрии цифровых активов, поэтому политика администрации будет заключаться «в поддержке ответственного роста и использования цифровых активов, технологии блокчейн и связанных с ними технологий во всех секторах экономики».
При этом Трамп подчеркивает приверженность продвижению и защите суверенитета доллара США, «в том числе путем принятия мер по содействию развитию и росту законных стейблкоинов, обеспеченных долларом, во всем мире».
Безапелляционный отказ от развития ЦВЦБ и, более того, запрет на контакты с подобными проектами, которые сегодня с разной степенью глубины продвигают центральные банки более 130 стран мира, и любую их поддержку, безусловно, имеет под собой серьезное основание. Решение Трампа было подготовлено годами работы экспертов, собранных администрацией Джо Байдена, коммерческими банками и большими технологическими компаниями.
Одним из промежуточных результатов работы этой команды был доклад Гуверовского института 2022 года «Цифровые валюты. США, Китай и мир на перепутье». В докладе выражалась озабоченность в связи с уровнем развития проекта цифрового юаня в Китае: «Со временем распространение юаней может снизить роль доллара как мировой резервной валюты и подорвать способность США вводить санкции против международных субъектов-нарушителей». В то же время однозначного ответа на вопрос, стоит ли Америке внедрять собственную цифровую валюту центрального банка, доклад не содержал. Вместо этого предлагалось «разработать стратегический план для платежных систем в цифровой экономике США, который предусматривает внедрение стандартов конфиденциальности данных и интеграцию цифровых валют центральных банков, систем быстрых платежей и частных платежных механизмов, таких как стейблкоины».
Как видим, с момента выхода доклада позиция руководства США относительно желательной для Америки траектории развития цифровых денег существенно изменилась. Никакого мирного сосуществования с ЦВЦБ! Полный запрет и ставка на стейблкоины негосударственных эмитентов, привязанные к доллару.
Речь идет о принципиальной развилке. За различными моделями цифровых денег стоят различные наборы институтов. Водораздел между сторонниками разных стратегий заключается в ответе на вопрос, делает ли цифровизация транзакции по обращению прав требований прозрачными, наблюдаемыми и, соответственно, превращает ли их в предмет публичного права, либо все с точностью до наоборот — цифровизация закрывает транзакции от посторонних глаз, реализуя принцип «автономии личности» вплоть до создания полностью закрытых цифровых миров.
Цифровая валюта представляет собой серьезный вызов американскому проекту финансовой глобализации на базе доллара США. Тем более что сам этот проект давно прошел точку своего максимального расцвета — в последние десятилетия его преследуют неудачи.
Проект глобального рынка капитала достиг своей кульминации в 1990-е годы после крушения советского блока и включения большого массива рынков с их активами, ресурсами и потребителями в орбиту международной финансово-инвестиционной системы, работающей по правилам и стандартам Вашингтонского консенсуса. МВФ еще в начале 2000-х активно предлагал развивающимся странам отказаться от национальной валюты и перейти на доллар или евро. В крайнем случае в мягком формате валютного совета (currency board) — последний вариант настойчиво предлагали России. Но за редкими исключениями предложение было отвергнуто. Почему?
Национальная валюта действительно является атрибутом суверенитета, но не в смысле символа, как в случае герба, флага и гимна. Она служит базовым инструментом для реализации национального суверенитета. Деньги — это не просто средство платежа и сбережений. Деньги через обмен прав требования (liabilities) обеспечивают оборот прав собственности. Если государство уходит в сторону от оборота прав собственности, делегируя регулирование этого узлового общественного отношения чужой юрисдикции, оно утрачивает возможность проецировать суверенитет на свою экономику в вопросах трансграничного движения капитала и макроэкономического регулирования.
Проект mBridge предложил прямое взаимодействие между центральными банками разных стран в обход сети банков-корреспондентов, находящихся в орбите комплаенса и регулирования США
В конце 2000-х проект финансовой глобализации споткнулся в Китае, когда КНР блокировала попытки американцев, продавить возможность работы филиалов американских банков и компаний в материковом Китае по правилам своей юрисдикции, то есть фактически в экстерриториальном режиме. На самом деле в процессе переговоров о присоединении к ВТО Китай выторговал право национального режима работы иностранных «дочек», а также право согласования «начинки» стандартов международного аудита для китайских компаний. И Китай отверг домогательства американцев и в полной мере воспользовался своими правами.
После большого мирового кризиса в 2010 году потерпела неудачу самая масштабная попытка США по созданию пространства свободного обращения капитала, которая должна была стать логическим завершением финансовой глобализации — «не взлетели» проекты Трансатлантического и Транстихоокеанского партнерств. Единая валюта оказалась никому не нужна за рамками торговли товарами. Обострились противоречия в ВТО, где государства-участники не смогли создать режим открытой торговли, продвигавшийся США.
Маневр США по реформе международных финансовых институтов (МФИ) на базе ESG (идея — создание единого глобального финансового регулятора), замышлявшийся для мобилизации зарубежных активов под очередную волну количественного смягчения, в 2023 году потерпел фиаско. Базовая причина — страны не стали отказываться от принципа консенсуса в работе МФИ, а значит, заставить их принимать обязательные решения невозможно. Последней попыткой стал «Пакт развития» (2024), в рамках которого предлагалось создать специальный «ситуационный штаб» при Генеральном секретаре ООН с прямыми административными полномочиями в отношении стран-участниц (Россия документ не подписала). Формально пакт действует, но в реальности — забыт.
Финансовая стратегия США в рамках глобального проекта утратила значение. Более важными стали блокировка китайских стандартов международных расчетов на базе ЦВЦБ и обуздание нефинансового сектора в самой Америке.
На внешнем контуре уже возникла и прямая угроза всемогуществу долларовой системы — со стороны нового цифрового стандарта национальных валют, получившего поддержку в ЕС и Банке международных расчетов (БМР). Китай сделал шаги к цифровому юаню еще в 2014 году и сегодня продвинулся дальше всех стран, центральные банки которых ведут проекты по цифровой валюте.
А затем цифровизация национальных валют перешагнула национальные границы. Проект mBridge, запущенный в БМР в соответствии с повесткой «большой двадцатки» (G20), предложил прямое взаимодействие между центральными банками разных юрисдикций в обход сети традиционных банков-корреспондентов, находящихся в орбите американской системы комплаенса и регулирования. В отчете БМР о развитии проекта (2023 год) подчеркивалось, что это «эффективное, недорогое, масштабируемое трансграничное соглашение с несколькими ЦВЦБ может обеспечить в режиме реального времени сеть прямого подключения центрального банка и коммерческих участников и значительно увеличить потенциал для международных потоков и трансграничного бизнеса в целом».
Монополии доллара бросают вызов и внутренние конкуренты — американские бигтехи и социальные сети проявили повышенный интерес к криптовалюте и услугам вне финансового сектора
В прошлом году БМР неожиданно отказался от развития проекта mBridge. Дорабатывающий свой срок на посту генерального директора Агустин Карстенс (его полномочия истекают летом 2025 года) заявил, что БМР вышел из проекта не из-за политических интриг, а просто потому, что «с проектом все хорошо» — он имеет достаточно высокую степень готовности и может развиваться самостоятельно. MBridge работает на специальной технологической платформе DLP, реализованной на блокчейне, основной вклад в разработку которой, по информации СМИ, внес Китай. Со слов представителей руководства Китая, выход БМР не помешает доведению проекта до полной готовности силами поддерживающего его консорциума. Более того, теперь БМР не сможет влиять на круг участников проекта «цифрового моста», что расширит возможности его масштабирования.
У монополии доллара появились и внутренние конкуренты: американские бигтехи и социальные сети проявили повышенный интерес к криптовалюте и услугам вне финансового сектора. Наиболее громко прозвучала заявка Марка Цукерберга на создание собственной криптовалюты Libra в рамках экосистемы вокруг соцсети Facebook (деятельность этой социальной сети, принадлежащей компании Meta, признана экстремистской и запрещена на территории России). После долгих публичных разбирательств попытка закончилась в 2019 году вердиктом Конгресса США о запрете этой инициативы. Запрет стал проявлением отсутствия подходов к эффективному регулированию нового явления. Регулировать специфические частные криптоактивы согласно законам и принципам банковской системы невозможно. Игнорировать новации, то есть не регулировать вовсе, было бы опрометчиво.
В прежнем виде единая фиатная денежная система после января 2025 года не сохранится. По сути, это американская система, вышедшая в ходе бесконечного расширения санкций за пределы эффективной юрисдикции и теряющая свою работоспособность. Кроме того, единая финансовая система не может стать основой для новой структурной стратегии в США, Китае и ЕС, ведь каждый из центров силы стремится к созданию конкурирующих ядер производственного сектора со своей уникальной конфигурацией капитальных активов.
Наконец, фактически произошла смена парадигмы стратегического управления активами — от модели линейного отраслевого типа, ориентированного на товар, к модели платформенного и экосистемного типа, связанного с работой на капитализацию клиентских возможностей как главного актива. Бизнес-платформы и бизнес-экосистемы, создаваемые бигтехами и социальными сетями, — совершенно новый сектор финансовой системы, с которым каждая страна хочет строить свои отношения по-своему, чтобы контролировать специфические риски этого сегмента и управлять ими как в национальном, так и в трансграничном режиме.
Конкуренция между американским и китайским проектами будущего устройства цифровой экономики определит, кто сможет использовать новые возможности для структурной трансформации мирового хозяйства
Критическая технология новой финансовой архитектуры — технология распределенного реестра (блокчейн), по новому учитывающего операции с правами требования и формирующего долгосрочный информационный след участников сделок. Блокчейн формирует информационную среду вокруг каждого агента платформы и экосистемы, постоянно накапливая и уточняя информационное поле, позволяя видеть различные типы эффектов (изменений, реакций) и формировать на этой основе «специальное предложение для клиента». Такая возможность заодно создает новые способы манипуляций в пространстве платформ и экосистем в соответствии с профилем конкретного агента. Политически стратегия развития стейблкоинов предполагает, что этот эффект должен формировать уникальный коммерческий актив, в котором прямо заинтересованы владельцы платформ и экосистем.
Если смотреть на платформу в динамике, то перспектива токенизации платформенных эффектов через развертывание внутреннего платежного инструмента (стейблкоин) ускоряет появление бизнес-экосистемы. В результате из роли посредника для независимых агентов платформа преобразуется в среду сопровождения клиентов. Происходит парадигмальный сдвиг управленческой стратегии с производства товара и услуги на комплексное сопровождение и удержание клиента как ключевого капитального актива.
Если такой актив оставить государству (ЦВЦБ), то практически все коммерческие компании останутся без важнейшего преимущества, которое дает блокчейн.
Таким образом, мир ждут большие перемены в устройстве денежной системы и финансовой архитектуры в целом. Речь так или иначе идет о ее фрагментации и пересборке в виде автономных пространств безопасности, порядка и ядра производственных потенциалов. Если смотреть в будущее, система, построенная на основе распределенного реестра, позволит построить не экономику отраслей и отдельных производителей товаров, а экономику экосистем — целостных моделей жизнедеятельности человека и общества, выстроив на основе новых данных петли обратной связи. Речь при этом идет о выборе пути, который будет строиться либо на частных деньгах, развернутых на платформах и экосистемах бигтехов и социальных сетей, либо на базе общей национальной валюты в модели «сводного баланса» выгод и издержек.
Но тогда встает закономерный вопрос: какими политическими и технологическими инструментами поддерживать связанность разных стран — и конкурирующих блоков стран — в условиях такой фрагментации?
И здесь налицо столкновение как минимум двух принципиально различных подходов.
Первый — это «китайская модель», базирующаяся на цифровой валюте центрального банка, включая налаживание технологических и процедурных «шлюзов» для операций различных стран друг с другом посредством национальных цифровых валют (к чему вплотную подошел проект mBridge).
Совсем другой подход исповедуют Соединенные Штаты. Они решили, что их переход к цифровой экономике будет лучше обеспечиваться такими денежно-кредитными технологиями частного сектора, как стабильные монеты (stablecoins, или крипта 2.0).
У КНР в центре схемы опорный институт — национальный ЦБ, у США — подконтрольные ФРС транснациональные коммерческие банки.
У КНР это долгосрочная стратегия, поддерживающая модель двухконтурной национальной экономики и флагманский проект «Шелковый путь». У США это прежде всего среднесрочный проект на «переходный период» под списание государственного долга («обнуление счетчика»), стягивание в страну зарубежных инвестиций и ослабление государственных институтов стран периферии.
В США легальная денежная система — частно-государственная, где определяющую роль играют коммерческие банки, а ФРС является их надстройкой, по существу играя роль перестраховочной компании. Не то в КНР: Народный банк Китая является де факто государственным банком (при определенной независимости от правительственных структур), а системообразующие коммерческие банки действуют фактически как его филиалы. Единственным эмитентом национальной валюты в Китае является центральный банк, тогда как в Штатах центр эмиссии ликвидности находится вовсе не в ФРС, а в коммерческих банках.
Страх и ужас, который нагоняют США на обывателя, рассказывая о возможных злоупотреблениях государства, выпускающего ЦВЦБ, не более чем психологический маневр, поскольку те же «ужасы» в модели со стейблкоином просто переводятся на коммерческие банки, минимизируя риски государства
И этот конфликт в финансовой сфере повторяет системное противоречие двух антагонистов, лежащее в оценке роли государства в экономике и обществе. В США государство — это публичный институт корпоративного «глубинного государства». В Китае же государство можно рассматривать как своего рода проекцию Компартии Китая.
После декрета Трампа США получают инициативу, но у Китая остается мощная, динамичная и самодостаточная база развития собственной альтернативной денежной системы — база технологическая и правовая. И из этих двоих сдаваться никто не собирается.
США и Китай — ключевые игроки, формирующие новую конфигурацию мировой экономики и мирового порядка и задающие разнонаправленные тренды практически по всему спектру технологических, финансовых и социальных инноваций. Цифровые финансы и рынок цифровых активов здесь не исключение.
На втором сроке Трампу выпала роль главы США в самый решающий момент, когда эти треки должны будут сформировать глобальный инвестиционный пакет под новую промышленную (структурную) повестку, задать матрицу инвестиционных рисков (конструкцию кредитной пирамиды) и тем самым закрепить будущую архитектуру финансовой системы.
Базовый сценарий (США). «Стабильные монеты», стейблкоины — криптовалюта. привязанная к суверенной валюте. Это самый близкий и понятный инструмент для существующей американской финансовой системы. Они выпускаются коммерческими банками или обслуживаются ими как финансовые активы. Стабильные монеты расширяют и дополняют национальные фиатные системы денег, конкурируют друг с другом, расширяя предложение ликвидности в стране и в международных операциях, но при этом в минимальной степени затрагивают отношения ЦБ, в данном случае ФРС США, и коммерческих банков.
Страх и ужас, который нагоняют США на обывателя, рассказывая о возможных злоупотреблениях государства, выпускающего ЦВЦБ, не более чем психологический маневр, поскольку те же «ужасы» в модели со стейблкоином просто переводятся на коммерческие банки, минимизируя риски государства.
Скрытая от глаз сторона дела в том, что стейблкоины усиливают статус филиальной сети финансовых транснациональных компаний по всему миру, которые теперь смогут оперировать не долларом, а его производным криптоинструментом в международном масштабе. А экспансия американских платформ и экосистем, например на основе социальных сетей, во внешних юрисдикциях позволит уходить от многих мер контроля за финансовыми институтами и формировать рынки новых активов на основе стейблкоинов. В двухуровневой денежной архитектуре глобальные финансовые ТНК лишь расширят свои возможности как частные эмиссионные центры, подрывая местные валютные системы. (Остается дождаться введения Китаем ограничений на работу таких платформ в национальной юрисдикции.)
Альтернативный сценарий (Китай). Цифровая фиатная денежная система, собранная вокруг национальной валюты, предоставляет ликвидность коммерческим банкам и отдельный выход в систему мировых расчетов через мосты / шлюзы, организованные центральными банками по согласованным международным стандартам. Таким проектом был mBridge под эгидой G20 и БМР (наряду с десятком других проектов). Использование ЦВЦБ в расчетах между национальными центробанками срезает углы и обходит доллар на организационном уровне, делая национальный ЦБ оператором во внешнеэкономической деятельности для компаний, остающихся внутри национальных юрисдикций. Как следствие, сильно упрощается подстройка национального режима под контрагентов из внешней юрисдикции.
Проблемой, которая привела к разладу между БМР и участниками mBridge, оказалась не просто страна — участник проекта или конкретная технологическая платформа (DLP), а новая бизнес-модель для международных платежей, построенная на идее «универсальной ЦВЦБ».
Превращение любого национального ЦБ в легальный шлюз для международных расчетов в национальной валюте не только выглядит организационно-технической инновацией, подрывающей режим санкций, но и представляет системную угрозу для двухуровневой архитектуры денежной системы, в которой первую скрипку играют не центробанки, а коммерческие банки и политические институты США. Такой шлюз из дополнительной услуги для коммерческой структуры в какой-то момент может стать прообразом
альтернативной платежно-расчетной системы, в которой статус участников будет определяться в их собственной национальной юрисдикции, а не банковскими ТНК, контролируемыми США. В таком случае официально независимые от государства центробанки вернутся в свою «национальную гавань» и перестанут работать как агенты транснациональной сети глобальной денежной системы. На кону окажется ни много ни мало глобальная финансовая архитектура.
Экстремальный сценарий. Развитие криптовалют и децентрализованных финансов (DeFi), предлагающих финансовую систему, свободную от посредников в виде коммерческих банков и ЦБ. Сценарий нигде не пользуется поддержкой официальных властей, кроме нескольких карликовых государств и Аргентины с ее эксцентричным президентом и служит скорее предметом скрытого торга между организаторами криптоплатформ и государством. Преимущество данного варианта в предоставлении ряда санкционных лазеек, которые в условиях широкого распространения санкционных режимов стали востребованными.
Утопический сценарий. Создание «денег будущего» в модели Finternet, предложенной все тем же БМР в 2024 году. Его методология строится на трех допущениях: 1) центральные банки остаются безальтернативными институтами доверия в мире фиатных денег; 2) фиатные деньги в их цифровом исполнении сохраняют статус общественного блага; 3) модель единого учета («единая бухгалтерская книга», unified ledger) открыта для всего разнообразия цифровых активов — финансовых и нефинансовых, государственных и частных.
Идея единой бухгалтерской книги состоит в том, чтобы поместить взаимодополняющие субстанции — деньги центрального банка, деньги коммерческого банка, цифровые активы — в общее пространство, чтобы они могли эффективно взаимодействовать. Подобная токенизация делает операцию покупки, продажи и передачи активов более быстрой, дешевой и прозрачной. Это позволит повысить уровень доверия на финансовых рынках.
Однако после того, как президент Трампа запретил разработку ЦВЦБ в США, а заодно и любые коммуникации с финансовыми системами, построенными на ЦВЦБ, этот сценарий можно считать если не окончательно списанным в утиль, то отложенным в долгий ящик.
Водораздел между сторонниками разных стратегий заключается в ответе на вопрос, делает ли цифровизация транзакции по обращению прав требований прозрачными и превращает их в предмет публичного права, либо, наоборот, закрывает транзакции от посторонних глаз, реализуя принцип «автономии личности» вплоть до создания полностью закрытых цифровых миров
Американский и китайский проекты устройства будущего цифровой экономики являются главными конкурентами как в части цифровых финансов, так и общей экономической модели.
Эта конкуренция носит, с одной стороны, доктринальный характер, а с другой — преследует четкий прагматический интерес сторон: кто сможет использовать эти возможности для решения задач масштабной структурной трансформации мировой экономики и построить более мощную и динамичную экономическую систему в соответствии со своими критериями в определении благосостояния.
Победителя заранее определить невозможно. На стороне США — преимущество уже созданной глобальной финансовой системы, которую не ясно, как заменить в среднесрочной перспективе альтернативными решениями. Есть и недостаток: эта система не дает безусловного преимущества в решении вопросов структурных преобразований и инноваций в реальном секторе экономики. Весь блок этих вопросов попал в политическую повестку лишь недавно и сталкивается с нехваткой компетенций по многим направлениям.
На стороне Китая — преимущество сорокалетнего опыта структурных сдвигов в стране и мощного многопрофильного инновационного сектора, сильного финансового сектора с обширными международными связями, способного решать большую часть задач комплексного развития реального сектора и рынков. Слабость проекта заключается в уязвимости от прямых и вторичных санкций США.
Развернувшаяся гонка альтернативных проектов в цифровизации финансов идет не за то, чьи компании получат самую высокую капитализацию на рынке. Ставки гораздо выше. Схватка идет за то, кто увидит максимально полную картинку эффектов, создаваемых в обществе, сделает верные выводы и сможет концентрировать ресурсы на благоприятных для себя эффектах. И при этом ограничивать аналогичные возможности своих противников и конкурентов.
ЦВЦБ и стейблкоины (легальная криптовалюта) — это история про то, как институты фиатных денег отстаивают свою ведущую роль в управлении обращением активов, формирующих пирамиду кредитов и долгов, добавляя новый слой институтов, контролирующих «платформенные эффекты» как новый тип активов. Отсюда главный для этого критерий, касающийся цифровых денег: цифровые финансы должны перестраиваться так, чтобы описанная наблюдаемость стала общественным благом.
Однако опция открытости содержит не только возможности, но и угрозы злоупотреблений. Водораздел между сторонниками разных стратегий в практической области заключается в ответе на вопрос, делает ли цифровизация операции по обращению прав требований прозрачными, наблюдаемыми и, соответственно, предметом публичного права — либо она, наоборот, закрывает транзакции от посторонних глаз, реализуя принцип автономии личности вплоть до создания полностью закрытых цифровых миров.
Технологии могут реализовать и то и другое. Ответ будет дан за рамками технологической сферы в зависимости от того, какая группа интересов в отношении дилеммы прав и обязанностей индивидов и государства окажется доминирующей.
Темы: Среда