Международная торговля: рождение новых созвездий

Уже несколько лет США и Китай находятся в фазе экономического противостояния, то обостряющегося, то временно утихающего до следующей встряски. Сейчас, когда правила взаимодействия на глобальной арене радикально трансформируются, самое время вспомнить, как начинался современный этап глобализации, который сегодня проходит серьезное испытание на прочность, и порассуждать, почему же он застопорился на такой нервной ноте.

Процесс усиления международного разделения труда и глобальной торговли был запущен во второй половине 1980-х, после того как резко снизились мировые цены на нефть (см. график 1), и достиг своего пика перед кризисом 2007–2008 годов. После этого потрясения открытость мировой экономики перестала расти, а еще через десять лет доля мировой торговли в глобальном ВВП стала выраженно сокращаться, чему поспособствовала череда событий — торговая война между США и Китаем, разрыв цепочек поставок во время пандемии коронавируса, регионализация торговли на фоне усиления геополитической напряженности.

В то же время помимо изменения масштабов глобальной торговли существенно менялась и ее географическая структура. Этот процесс стал наиболее активным с начала 2000-х, когда произошли два рубежных события — введение евро (1999 год), стимулировавшего взаимную торговлю в Евросоюзе, и присоединение Китая к ВТО (2001 год), что подстегнуло превращение его в «мировую фабрику» — наиболее яркий эпизод углубления международного разделения труда в последние десятилетия. Все это привело к увеличению неравномерности глобальной торговли: значимость двусторонних торговых связей между странами, входящими в интеграционные объединения или активно участвовавшими в международном разделении труда, начала расти. Затем сформировались своего рода созвездия — большие группы стран, гораздо более интенсивно торгующие между собой, чем с остальным миром.

За четверть века географическая структура мировой торговли претерпела масштабные изменения. Если в начале тысячелетия важнейшей частью глобального обмена выступала торговля США и Японии, то в течение 2000-х годов сформировалась доминирующая ось США — Китай. К середине 2020-х радикально возросла роль взаимосвязей между другими странами: несмотря на то что ось США — Китай осталась важнейшей, она начала слабеть и разветвляться в набор созвездий, каждое из которых сформировалось из стран, тяготеющих к одному из полюсов экономической силы (см. график 2). В 2000 году доля торгового потока из Китая в США составляла лишь 1,2% мировой торговли, а начиная с 2009-го он стал крупнейшим, на пике в 2015 году охватив 2,7% мирового товарообмена. К 2023 году произошел явный откат назад, и эта доля сократилась до 1,9% (см. график 3).

В последние годы сложившиеся экономические связи вошли в причудливое противоречие с геополитическими угрозами. Это ускорило процесс, который обычно именуется торможением глобализации (в западной литературе даже есть специальное словечко — «слоубализация»), но на деле имеет более глубокое содержание, основанное в том числе на мотивах экономической безопасности: и регионализация торговли, и фокусировка таких крупных стран, как Китай и США, на внутреннем рынке в значительной степени объясняются такими мотивами. Реструктуризация торговых связей между странами, как правило, сопровождается повышением издержек производства и замедлением роста глобальной торговли, но в то же время закладывает фундамент для нового этапа ее расширения, на котором могут выделиться новые страны-бенефициары.

ЕС окукливается

Для Евросоюза глобализация выступала не просто важнейшим двигателем экономического развития, но и краеугольным камнем идеологии «нового европейца»: невиданный ранее уровень благосостояния и свобода перемещения постепенно стали восприниматься как неотъемлемая часть жизни немца, француза, голландца. Создание евро в 1999 году позволило значительно увеличить товарооборот внутри ЕС: вплоть до 2007 года он устойчиво составлял не менее 20% мировой торговли (см. график 4).

После глобального финансового кризиса 2008–2009 годов интенсивность взаимной торговли в ЕС значительно упала. Тем не менее активно продолжавшийся процесс разнесения производственных цепочек по разным странам (как это некогда делал Советский Союз) поддерживал и продолжает поддерживать объемы взаимной торговли. Например, Чехия и Словакия стали новыми центрами сборки автомобилей — к 2020 году обе страны обогнали по объемам экспорта Францию и продолжают наращивать производство: в 2023 году экспорт легковых автомобилей как из Чехии, так и из Словакии превысил 30 млрд долларов, тогда как экспорт из Франции составлял 25 млрд долларов. Однако главным автомобильным центром ЕС по-прежнему остается Германия: во-первых, экспорт автомобилей из этой страны в том же году составил 178 млрд долларов; во-вторых, в руках Германии находится управление многими процессами — в частности, чешская Škoda работает как подразделение Volkswagen. В то же время после 2020 года наметился явный кризис в торговле ЕС с внешним миром: доля в мировом экспорте заметно сократилась (с 12,5% в 2020 году до 11,5% в 2023-м), а доля в импорте возросла с 11,4% в 2020-м до 12,1% в 2023-м (на пике, в 2022 году, составив 13%), что отражало удорожание ввозимых ресурсов, сопровождавшееся ухудшением конкурентоспособности.

В период расцвета глобализации ЕС удалось воспользоваться снижением издержек за счет относительно дешевых энергетических ресурсов, свободного движения труда и капитала, что стало важным фактором углубления взаимной торговли и становления Евросоюза как отдельного созвездия в мировой торговле. ЕС не мог обеспечить себя сырьевыми ресурсами, однако в тот период их удавалось ввозить, в том числе из России, по выгодным контрактам. По данным UN Comtrade, импорт российской нефти обходился Германии на 5–10% дешевле, чем другим странам, например Японии или Китаю.

В последнее время все ярче проявляется и зависимость стран Евросоюза от импорта ряда критических металлов и минералов. Оказалось, что зеленый переход тоже требует большого количества ресурсов, и слабеющая зависимость от поставок из России начала замещаться зависимостью от Китая. Последней проблеме уделяется очень много внимания в дискуссиях европейских экономистов и бюрократов.

Горячая повестка ЕС — перевооружение европейских армий — тоже столкнется с необходимостью наращивания импорта ресурсов, что в первую очередь коснется металлов, в том числе редкоземельных. Основным поставщиком черных металлов до сих пор выступает Россия: по данным UN Comtrade за 2023 год, по таким позициям, как чугун и горячебрикетированное железо, Россия обеспечивала более половины импорта ЕС, тогда как по слябам — свыше 40% (запрет на импорт ЕС из России в этой части отсрочен до октября 2028 года). По цветным металлам ЕС смог частично заместить поставки из России: алюминий стал ввозиться преимущественно из Норвегии, Исландии, ОАЭ и Индии, медь — из Чили, Демократической Республики Конго и Китая, никель — из Австралии и Норвегии (хотя на третьей позиции по-прежнему Россия).

Что касается редкоземельных металлов, то основным мировым поставщиком выступает Китай. Альтернативы есть, но не всегда бесспорные: так, после 2020 года основным поставщиком сурьмы на рынок ЕС стал Таджикистан, заменив металл китайского происхождения, однако сам Таджикистан, в свою очередь, в значительной степени опирается на инвестиции Китая при модернизации своих заводов, что косвенно способствует сохранению зависимости ЕС от Китая по критическим товарным позициям.

В целом же внешнеторговые тенденции последних лет свидетельствуют, что ЕС все в большей степени замыкается в себе и уходит на обочину глобального торгового обмена: достигнутые успехи взаимной торговли еще сохраняются, продолжая поддерживать относительно высокий уровень благосостояния, но торговые связи с внешним миром становятся существенно слабее — доля Евросоюза в глобальном экспорте без учета взаимной торговли внутри ЕС в 2023 году составила лишь 11,7%, в то время как доля взаимной торговли — 17% (см. график 4).

В период пика современной фазы глобализации ЕС сформировался как отдельное созвездие, и вследствие отмены большинства межстрановых барьеров в нем произошло мощное выравнивание благосостояния. Наряду с бонусами это принесло и проблему в виде отсутствия резервов для «впрыскивания» дешевых ресурсов в производство. Как ни парадоксально, но Евросоюзу для сохранения сильных позиций в глобальной торговле требуется включение в свой «ближний торговый контур» стран с относительно низким уровнем благосостояния, что позволило бы отсрочить уход на обочину. В связи с этим, вероятно, ЕС в ближайшее время будет максимально заинтересован в углублении экономического взаимодействия с Африкой (так же, как сегодня он пытается активно вовлекать в свою сферу влияния Турцию и балканские страны) — за динамичным Азиатским регионом европейцам уже угнаться трудно, а Южная Америка находится в зоне пристального интереса США.

Чимерика: в полосе испытаний

Современная фаза глобализации, начавшаяся в 1990-е и быстро трансформирующаяся сегодня, фактически была сконструирована Соединенными Штатами. Разорвав дипотношения с Тайванем и установив их с КНР в конце 1970-х годов, США в течение последующих трех десятилетий все более активно развивали сначала торговые, а затем и инвестиционные отношения с Китаем. Уже в середине 1980-х годов стал формироваться дефицит торговли США с Китаем, а в 2000-х, сразу после присоединения КНР к ВТО, возникла новая ось глобальной торговли. США выносили производства в Китай и наращивали импортные потоки, что привело к следующим важнейшим эффектам.

Во-первых, США — а заодно с ними и многие другие страны-импортеры — за счет снижения издержек производства товаров получили возможность быстро увеличивать потребление и при этом поддерживать стабильно низкую инфляцию. Этот эффект создал иллюзию золотой эпохи благосостояния, что постепенно стало подрывать конкурентоспособность экономик развитых стран вследствие удорожания труда и слабых инвестиционных стимулов, при этом привлекая миграционные потоки.

Кроме того, для возвращения конкурентоспособности нужно было либо радикально повышать производительность, что требовало бы больших инвестиций, платой за которые стало бы торможение потребления, либо привлекать новые трудовые ресурсы извне. Предпочтение было отдано второму пути, однако теперь и в США, и в ЕС начинают понимать, что миграция не решила эти проблемы, а скорее напротив, добавила социальную нагрузку, что лишь отсрочило необходимость производить масштабные инвестиции. Диагноз недавно подтвердил вице-президент США Джей Ди Вэнс. Выступая перед бизнесменами на Саммите американского динамизма 18 марта, он заявил: «Слишком долго мы были на игле дешевого труда — как зарубежного, так и ввозимого в страну — и обленились».

Во-вторых, развитие сборочных производств в Китае привело к устойчивому росту спроса этой страны на ресурсы, на волне которого выиграли многие экспортеры сырьевых товаров, таких как нефть, газ и руда («сырьевой суперцикл»). Это привело к повышению привлекательности Китая сначала как потребителя ресурсов, а затем и как страны, которая предъявляет спрос на конечную продукцию по мере роста благосостояния населения. Показательно, что Бразилия и Австралия, ранее естественным образом тяготевшие к США, сейчас наиболее активно торгуют уже с Китаем (обратимся снова к графику 2). Так, в 2000 году экспорт Бразилии в Китай был в 12 раз ниже, чем в США, а в 2023-м уже в три раза выше. Основными товарными позициями, поставляемыми из Бразилии в Китай, по-прежнему остались соевые бобы и железная руда, но к первой также примкнули говядина, кукуруза и сахар, а ко второй — нефть.

В-третьих, Китай воспользовался уникальным шансом, который дала ему глобализация, и с самого начала целенаправленно двигался по траектории развития собственных компетенций путем обучения, заимствования и в последнее время — перехода к инновациям, что позволило ему стать сильным конкурентом США, в том числе в ряде высокотехнологичных направлений. Данный эффект привел к формированию Китая как крупнейшего экспортера, поставляющего продукцию на многие рынки, что сделало страну почти самодостаточной. Китай стал осваивать рынки как близлежащих, так и весьма удаленных стран. Снова рассмотрим Бразилию: в 2000 году ее импорт из Китая был в 11 раз ниже, чем из США, тогда как в 2023-м он оказался в 1,5 раза выше. В 2000 году в Бразилию из Китая ввозились в первую очередь части для вычислительных машин и коммуникационной аппаратуры, сейчас же — солнечные батареи и модули, гербициды, удобрения, процессоры и контроллеры, жидкокристаллические панели.

Несмотря на то что США и Китай вступили в фазу соперничества, не стоит забывать, что они по-прежнему находятся в одной лодке: глобализация принесла большие выгоды как одной, так и другой стороне. Буквально в самые последние годы импорт США из Китая перестал быть крупнейшим торговым потоком, уступив позиции американскому импорту из Мексики: доля торгового потока из Китая в США в глобальном товарообороте снизилась до 1,9%, а доля потока из Мексики в США достигла 2%. Однако это еще не говорит о разрыве экономических отношений между двумя торговыми сверхдержавами — в значительной степени замедлившаяся торговля между США и Китаем перераспределилась через третьи страны: по сравнению с пиковым 2015 годом доля импорта США из Китая в мировой торговле снизилась на 0,8%, но при этом импорт США из Вьетнама, Мексики и Таиланда совокупно увеличился на 0,5%. Этот прирост в значительной степени был связан с реэкспортом китайской продукции, о чем косвенно свидетельствует сравнение прироста доли импорта США из этих стран и доли экспорта Китая в эти страны в мировой торговле (см. график 5). Для Мексики и Таиланда отмеченные показатели практически совпали, что говорит о синхронизации торговли Китая и США с этими странами. Для Вьетнама к огромному по масштабам реэкспорту добавляется перенос некоторых производств из Китая, что отражается в более выраженном росте импорта США из Вьетнама, чем экспорта Китая в эту страну. Частично в реэкспорте могли быть задействованы также Южная Корея и Индия, но в данном случае свидетельства не столь однозначны.

Конечно, в целом вектор на снижение торговых взаимодействий США и Китая очевиден, и долгое время этот процесс разворачивался постепенно. События начала апреля 2025 года — введение американских пошлин и ответные меры со стороны Китая — придадут дополнительный импульс реструктуризации глобальной торговли. Сокращение прямого товарообмена между США и Китаем ускорится, но параллельно значительно возрастут объемы посреднической торговли: бизнес в обеих странах не смирится с потерей крупнейшего рынка и будет искать любые пути для обхода ограничений, как уже показал опыт санкций против России.

Граф торговли продолжит ветвиться

Как же могут в дальнейшем развиваться глобализация и сеть торговых взаимодействий между странами? Прошедшие годы показали, что доминирующая ось торговли США — Китай разветвилась на несколько созвездий, в центре которых оказались США, Китай и Германия. Параллельно в клуб крупнейших торговых держав вошли Индия, Турция, Вьетнам и ОАЭ, каждая из которых в той или иной степени выступает хабом, а также Польша, Индонезия, Саудовская Аравия и Бразилия, которые выиграли от углубления торговли с одним из созвездий (Польша — в рамках ЕС, а остальные страны — с Китаем).

Представляется, что регионализация торговли будет приводить к дальнейшему «ветвлению» торговых потоков вплоть до образования нового созвездия. Наиболее вероятные кандидаты на центр нового созвездия с учетом численности населения и демографических перспектив — Индия или Индонезия. На стороне Индии ее первенство по населению и привлекательность для США в роли противовеса Китаю. В пользу Индонезии говорит ее участие в АСЕАН — самом динамичном интеграционном объединении современности. Впрочем, новое созвездие может включить в себя и Индию, и большинство крупных стран АСЕАН: в 2025 году ожидается пересмотр торгового соглашения между этими странами с целью сбалансировать торговлю, улучшить доступ на рынки и развивать сотрудничество по полупроводникам. Оно может стать базой для развития региона в ближайшие 15–20 лет. России есть смысл присмотреться к этому региону: в условиях разрыва торговых связей с ЕС ориентация на Китай становится все более однобокой, и торговля с Индией и АСЕАН помогла бы существенно диверсифицировать как экспорт, так и импорт, а на долгом горизонте — придать новый импульс динамике торговли.

Самостоятельно сформировать полноценное созвездие для России было бы затруднительно по двум причинам. Во-первых, ее наиболее естественные страны-партнеры из СНГ по размерам экономики существенно уступают России (по состоянию на 2023 год российский ВВП по ППС составляет 77% совокупного показателя для СНГ), что делает такое созвездие асимметричным: выгоды в нем получают в первую очередь небольшие страны, тогда как для России основной смысл участия заключается в диверсификации каналов поставок и снижении вероятности политической дестабилизации в регионе; в какой-то мере прообраз такого созвездия создан в рамках Евразийского экономического союза, но его все-таки, скорее, можно рассматривать как региональный блок, нежели как созвездие, имеющее глобальное влияние.

Во-вторых, сильное созвездие должно иметь по-настоящему масштабный рынок: Китай стал формироваться как центр созвездия благодаря резко увеличившемуся спросу на ресурсы, а затем и на широкий круг потребительских товаров; в перспективе такой рынок может быть обеспечен только на долгой дистанции при очень позитивных трендах в демографии и повышении уровня жизни: в частности, эквивалентный эффект в виде увеличения размера рынка на треть будет иметь рост численности населения СНГ на треть или повышение подушевого ВВП по ППС всех стран СНГ до российского уровня. Следствие названных причин — тяготение как самой России, так и других стран СНГ к торговле с крупными группами стран-партнеров, в последние годы прежде всего с Китаем.

В то же время полноценно вливаться в одно из существующих или потенциальных созвездий глобальной торговли для России было бы нецелесообразно. Последствия такого однобокого подхода в виде ориентации на торговлю с ЕС уже вовсю проявились после 2022 года. В идеальных условиях отсутствия экзистенциальных геополитических противоречий хорошим решением была бы балансировка между Китаем и Евросоюзом — выдвинутая Путиным еще в 2014 году идея пространства «от Лиссабона до Владивостока» с использованием колоссального транзитного потенциала российских территорий. Однако с учетом внешнеполитических проблем и низких ожиданий относительно долгосрочного роста экономики в Европейском регионе (по прогнозу ОЭСР, в последующие 40 лет ВВП стран зоны евро возрастет лишь на 75%, тогда как ВВП Китая — в 2,3 раза, Индонезии — в 4 раза, Индии — в 5,4 раза) ориентироваться стоит прежде всего на Азиатский регион. Перестройка торговли именно в этом направлении и происходит. Впрочем, не стоит повторять ошибок прошлого и слишком сильно полагаться на узкий круг торговых партнеров: с учетом ожидаемых трендов уже сейчас имеет смысл налаживать более тесные экономические отношения с Индией и странами АСЕАН. Вероятно, к этому процессу могут подключиться и многие страны Ближнего Востока, которые пока еще не закрепились ни в одном из созвездий.

И наконец, возвращаясь к общей рамке развития глобализации, отметим, что этот процесс шел неравномерно. Нынешняя фаза торможения глобализации длится 15 лет — уже дольше, чем предыдущий «откат глобализации», фиксировавшийся в 1974–1986 годах. Тогда однозначной причиной прекращения опережающего роста глобальной торговли по сравнению с ВВП стал взлет цен на энергоресурсы. Как только мировые цены на нефть упали, началась современная фаза глобализации, продлившаяся ровно до следующего пика нефтяных цен в 2008 году. Однако после 2015 года, когда мировые цены на нефть вновь рухнули, торможение глобализации не только не прекратилось, а наоборот, постепенно начинался полноценный разворот назад, который, вероятнее всего, продолжится и в ближайшие годы. В пользу такого сценария помимо новых масштабных американских пошлин говорят многие факторы — регионализация торговли, запуск процесса возвращения производств в США, политика приоритета внутреннего рынка в Китае и активно продвигаемая ныне идея перевооружения Европы, которая может способствовать очередному разгону цен на энергоресурсы. И в этих условиях стоит заметить, что в прошлом Россия не получала больших выгод от глобализации, протекавшей при низких ценах на сырьевые ресурсы, — единственный отрезок времени, когда наша страна входила в число бенефициаров глобализации, связан с параллельным ростом открытости мировой экономики и сырьевых цен. Поэтому ожидаемый откат в глобализации, как можно надеяться, пойдет России на пользу и позволит наконец сосредоточиться.