Демоверсия институтов развития

В России созданы, похоже, все институты, которые принято иметь в стране, занимающейся инновационным развитием. Можно ли сказать, что они не работают? Нет, нельзя сказать. Можно ли сказать, что они работают? Тоже нет. Точнее было бы сказать, что эти институты пока находятся в режиме демоверсии. Скажем, российский венчурный рынок, несмотря на созданные институты господдержки, имеет все еще весьма скромные размеры.

В чем же причина? Изложу свою версию. Мы про институты за последние лет десять-пятнадцать поняли две вещи, которых раньше не понимали. Во-первых, что они бывают разного типа, и поэтому разговор о совершенствовании всех институтов не совсем правилен. Если вы будете совершенствовать экстрактивные институты, которые выжимают ренту, то они будут лишь еще лучше ее выжимать. Самую разную: нефтяную, монопольную, административную. Поэтому тип институтов должен быть другой — не экстрактивные, а инклюзивные, которые позволяют людям включаться в экономические и политические отношения. Но в России практически нет таких институтов.

Второе, что мы поняли за последние пятнадцать лет: институты бывают не только разной породы, они еще бывают видимые и невидимые. Это термины замечательного историка Авнера Грейфа, который назвал невидимыми неформальные институты — ценности, поведенческие установки, все то, что мы вкладываем в понятие культуры. И с учетом этого разделения мы начинаем понимать, почему не работают скопированные институты. Вроде бы изучили законодательство преуспевающих стран, трансплантировали его к нам.

Почему же не работает? Отторжение может быть, если не совпадают между собой культура и писаные нормы. Причем до такой степени, что могут быть перерождения, как это было, например, с законом о банкротстве, когда закон для санации экономики у нас стал работать как инструмент для рейдерских захватов. Хотя импортировали его с благими целями, но в существующих условиях он стал эффективным инструментом для контрпродуктивных практик.

Заметьте, Германия или Япония имеют не такую линейку институтов, как, например, Великобритания или Соединенные Штаты. При этом можем ли мы сказать, что Германия и Япония не имеют инновационного сектора? Нет, не можем. Он есть. Только он по-другому устроен. В нем другие роли играют фондовый рынок, банки, корпорации и внутрикорпоративное финансирование.

И я могу предположить, в каких направлениях надо искать причины отечественной дисгармонии. Для успешной инновационной экономики, в том числе для венчурного рынка, нужны низкое избегание неопределенности и малая дистанция власти. А у нас в России огромная дистанция власти и высокое избегание неопределенности. При таких характеристиках инновационную экономику, основанную на венчуре, построить невозможно.

Можно ли это менять? Можно. Нам нужно искать способы сдвига этих характеристик. На них могут влиять образование, культурная политика. А кроме того, надо искать такой дизайн институтов, который совместил бы задачи развития с теми ограничениями, которые мы имеем. Это в свое время сделали успешные страны, изначально заимствовавшие англосаксонские институты развития. Ведь далеко не все успешные в инновационном отношении страны придерживаются модели продуцирования инноваций, базирующиеся на венчуре.

Но помимо дистанции власти есть еще одна важная «культурная переменная», значения которой сильно неодинаковы для разных стран. Ее можно обозначить как «градус индивидуализма». Так вот, если взять шкалу «индивидуализм—коллективизм», то Россия располагается близко к медиане распределения стран по этой шкале. С моей точки зрения, это плюс — это означает, что мы можем использовать не только индивидуалистические способы стимулирования, но и коллективистские, то есть как западные методы, так и восточные.

Кроме того, следовало бы делать больший акцент на формирование негосударственных институтов развития. Они имеют ряд преимуществ. Во-первых, они могут раньше сформировать новую повестку. Ведь для госинститутов все новое должно пройти через правительство, превратиться в некоторые директивы. Во-вторых, они обладают принципиально иной скоростью расходования денег. В-третьих, они могут заниматься трансляцией бизнес-технологий в новые поля. Эта трансляция не всегда дает ожидаемые результаты, но часто дает удивительные.

В 2016 году мы с ведущими российскими социологами при поддержке РВК провели масштабное исследование социокультурных факторов инновационного развития России. Мы получили исключительно важную картину. Мы ожидали, что увидим значительные различия регионов и поймем, какие перспективны для инновационной деятельности, а какие нет. Но мы не увидели больших различий. Это что означает? Нация сформировалась, дамы и господа. Мы — нация.

Тем не менее своя специфика, конечно, есть. И теперь мы понимаем, чем, например, может отличаться инновационная политика в Нижегородской области от таковой в Дагестане. Кстати, оба региона оказались неплохи для разных видов инновационной деятельности. Теперь было бы крайне полезно провести исследование соответствия деятельности институтов инновационного развития социокультурным особенностям страны.

Мнения авторов, опубликованные в этой рубрике, могут не совпадать с точкой зрения редакции.