Предприниматель берется за плазму

Лет семнадцать назад, когда Япония еще надеялась построить ИТЭР на своей территории, мне довелось посетить поселок Роккасё в северной провинции Аомори, где и планировалось возвести термоядерный реактор. Общаясь с японскими предпринимателями, политиками, инженерами, я неизменно ощущал их общую зараженность этой идеей, выросшей, как казалось в тот момент, до масштабов национальной.

Мне, российскому журналисту, получившему изрядную прививку постсоветского цинизма девяностых, тогда казалось старомодной эта консолидация различных слоев общества вокруг технологического мегапроекта, результаты которого окажутся доступными не в самом близком будущем. Но вот что я понял тогда: ИТЭР действительно нужен японцам, и они действительно расшибутся в лепешку, пойдут на жертвы, но не допустят задержек и срывов — это уже будет национальный позор.

История распорядилась по-другому, холодный Хонсю уступил французскому Лазурному берегу, Кадараш обошел Роккасё, а проект стал кратно расти в смете и сдвигаться по срокам. Принимались организационные и кадровые решения, менялись топ-менеджеры, проводились многочисленные саммиты, но и сегодня даты запуска сдвигаются вправо.

Вообще, с точки зрения истории науки и техники обуздание термояда происходит удивительно долго. Теоретическую схему токамака (тороидальная камера с магнитными катушками) Андрей Сахаров и Игорь Тамм предложили в 1951 году, в позапрошлом году был семидесятилетний юбилей. Через три года в СССР появилась первая установка, а еще через несколько лет Лев Арцимович продемонстрировал возможность удержания плазмы в магнитной ловушке, нагретой до 10 млн градусов. С тех пор мир вступил в термоядерную гонку, установки уже исчисляются сотнями, однако результата — устойчиво работающего прототипа электростанции, способной вырабатывать больше энергии, чем ее затрачивается на запуск термоядерной реакции, — пока не создано.

У меня есть гипотеза: главная проблема ИТЭР сегодня в мотивации, в том, что позарез он никому не нужен и неординарных усилий, которых обычно требует прорывной технологический проект, ради него никто совершать не собирается — отсюда организационные проволочки и управленческие неудачи. Никто не готов «умереть за родной завод». На это, наверное, были бы способны японцы.

Предельная мотивация, способность сделать последнюю ставку и достигать поставленной цели во что бы то ни стало есть у предпринимателя, и в предыдущие технико-экономические волны, связанные с паровой машиной, двигателем внутреннего сгорания, интегральной микросхемой, его роль действительно была определяющей. Но, возразят нам, управляемый термоядерный синтез слишком сложная и масштабная технология, частнику она не по зубам. Соглашусь, что частнику самому по себе скорее всего нет, а вот частному предпринимателю, на которого сделает ставку государство и общество, — возможно.

Утверждать, что термоядерные стартапы, растущие сейчас как грибы после дождя, самостоятельно добьются успеха, я не берусь. Но вспоминается в связи с этим недавняя история из другой отрасли, традиционно приписываемой к государственной зоне ответственности. В конце девяностых годов я имел интересную беседу с нашим выдающимся космическим конструктором Василием Мишиным, ныне покойным, который говорил мне, что прямо сейчас надо сделать ставку на создание возвращаемой первой ступени и тогда в начале следующего, двадцать первого, века мы сможем взорвать мировой рынок космических запусков. Космос тоже казался совсем не тем местом, где добиваются успеха предпринимательские компании, во время той нашей беседы Илон Маск еще только задумывал свой первый стартап.