Мнение12 октября 2018

Пространство: бремя или ресурс?

Валерий Крюков
Валерий Крюков, директор Института экономики и организации промышленного производства СО РАН, член-корреспондент РАН
Проект Стратегии пространственного развития неадекватен вызовам, стоящим перед нашей страной, главные из которых — сохранение территориальной и хозяйственной целостности, гармоничное развитие регионов и преодоление ужасающей дифференциации в качестве жизни в разных частях страны

Широкое обсуждение подготовленного Минэкономразвития проекта Стратегии пространственного развития России (СПР) ставит в повестку дня фундаментальные вопросы. Что для нашей страны пространство? Это бремя или преимущество, проклятье или ресурс нашего развития? И как с этим пространством работать?

В нынешней версии проекта стратегии основная ставка делается на агломерации. Постулируется, что именно агломерации будут главными локомотивами территориального развития. Про все остальное пространство мы, по большому счету, забываем.

Агломерации подняли на щит сторонники так называемой новой экономической географии во главе со своими идейными лидерами — Полом Кругманом и Энтони Венейблсом. Это комбинация современной международной экономики, мировой экономики, микроэкономики и классической экономгеографии. Суть ее сводится к тому, что 90% ВВП мира производится на 10% территории, представляющих собой агломерации, которые обеспечивают эффективный обмен не только товаров, людей и капитала, но также знаний и технологий.

Недостаток новой экономической географии — взгляд с точки зрения императива экономической эффективности сегодняшнего дня. Но это слишком близорукий подход. Природная среда создает условия для жизни человека в месте, к которому он привык, где он реализует свои внутренние возможности и потребности.

В России классические агломерационные эффекты как минимум смазаны. Дело в том, что страны, на опыте которых развивалась теория агломераций, и Россия находятся на очень разных стадиях развития.

У нас просто нет агломераций в классическом смысле слова. Концентрация населения есть, концентрация производства ВРП тоже наличествует. Но этого недостаточно для реализации позитивных свойств этих расселенческих «сгустков», так как эффекты конкуренции доминируют над эффектами кооперации. Положительных внешних эффектов со стороны городских агломераций, которые могли бы стимулировать рост соседей, зачастую не возникает. Города стягивают экономическую активность соседних территорий, в результате вокруг возникают «экономические пустыни».

Вывод авторов проекта СПР о высокой производительности крупных городов, встречающийся в отдельных отдельных зарубежных источниках, не получает убедительного подтверждения на российских эмпирических данных. Наши исследования городских систем 29 стран ОЭСР обнаруживают статистически значимую связь между производительностью труда и размером города только для США и Германии, тогда как в остальных 27 странах эта связь не прослеживается, а в отдельных случаях она даже отрицательная. Что касается Российской Федерации, то наша оценка производительности труда в тысяче городов (по состоянию на 2013 год) не выявила зависимости от размера города. Таким образом, подтвержденное многообразие моделей городских систем — это аргумент против такой региональной политики, в которой города занимают привилегированное положение.

Агломерационные эффекты в сфере инноваций разворачиваются постепенно в Томске на базе сильных университетов и возникающих вокруг них технологических фирм. Хотя Томск сейчас не является агломерацией, но тренд правильный.

Более того, в мире начал формироваться новый тренд: параллельно росту мегаполисов в развитых ареалах мира люди стали возвращаться в малые города. Так, в Евросоюзе лишь 20% населения проживает в крупных урбанизированных районах. В городах среднего размера (50–250 тыс. человек постоянного населения) живет также около 20% населения, тогда как 40% проживает в малых городах. Малые города оказывают все более значимое влияние на устойчивое развитие стран, и это характерно для большинства высокоразвитых государств.

В то же время обратить вспять или даже существенно снизить интенсивность центростремительных миграционных процессов в нашей стране, стягивания людей в крупные города нам не под силу. Как же превратить наши «неправильные» агломерации в правильные, чтобы упомянутые выше синергетические эффекты заработали?

На наш взгляд, надо разбираться не только и не столько с агломерациями, сколько с хозяйственной структурой самих регионов. Имеющийся опыт территорий опережающего развития, а также проектов в рамках опорных зон по освоению углеводородных ресурсов и полиметаллов в Арктической зоне РФ демонстрируют недостаточные мультипликативные эффекты для развития как регионов базирования производителей оборудования, так и регионов, способных специализироваться на переработке добываемого сырья.

Поэтому необходимо рассматривать и оценивать место и роль «опорных зон преимущественного развития добывающих производств» только в рамках и во взаимосвязи с развитием территорий, где размещаются производители оборудования и поставщики производственных услуг наукоемкого характера, а также территорий, обеспечивающих переработку и получение продукции с повышенной добавленной стоимостью. Таким образом, в СПР стоило бы отразить необходимость перехода от локализованных центров добычи минерально-сырьевых ресурсов к пространственно-распределенным цепочкам создания стоимости и получения на их основе социально-экономических эффектов.

Предлагаемая в проекте СПР типология территорий нашей страны представляется слишком общей, не учитывающей реальное разнообразие и множественность характеристик российских регионов, что приводит к примитивизации восприятия реального экономического пространства. Кроме того, эта типология основана на исторически сложившейся специализации регионов, не учитывает векторов их развития в будущем. Скажем, многие комментаторы справедливо отметили  отсутствие такой перспективной специализации Чукотки, как развитие комплекса услуг для обеспечения функционирования Северного морского пути.

Базой для выделения территорий потенциального развития могли бы послужить стратегии развития крупнейших государственных и частных корпораций, но СПР удивительным образом не включает в поле своего интереса ни корпоративные, ни отраслевые стратегии (энергетическую, транспортную, развития цифровой экономики, научно-технологического развития и др.).

Резюмируя, следует подчеркнуть, что проект Стратегии пространственного развития РФ требует доработки с учетом внимательного учета территориального разнообразия страны и решения неотложных задач развития территорий, включая основную — преодоление недопустимых разрывов в условиях и качестве жизни людей.

Наверх