Инновации 23 сентября 2020

Боевой опыт ковидной войны

Заведующий научно-исследовательской лабораторией анестезиологии и реаниматологии НМИЦ имени В. А. Алмазова Андрей Баутин рассказал, как менялись представления о COVID-19, где проходит граница между стремлением спасти всех и необходимостью доказать действенность методов с помощью контрольной группы пациентов и что из практики кардиореаниматолога оказалось особенно полезным
Боевой опыт ковидной войны
Заведующий научно-исследовательской лабораторией анестезиологии и реаниматологии НМИЦ имени В. А. Алмазова Андрей Баутин
Из личного архива Андрея Баутина

Масштабные пандемии обходили человечество стороной почти век. Мало кто из ныне живущих помнит, как бушевала испанка или брюшной тиф в начале XX века, и уж точно никто из активно работающих медиков не имеет собственного опыта участия в борьбе с распространяющейся по всем континентам неконтролируемой инфекций.

Эпидемия свиного гриппа (АH1/N1) в 2009–2010 годах имела статус пандемии, но ее распространение было не столь масштабным, как COVID-19. А вирус SARS-CoV-2 и по прошествии почти года распространения среди людей остается неконтролируемым: популяционный иммунитет охватывает не более четверти населения, вакцин разработано много, но массовая вакцинация еще впереди, а таргетные противовирусные средства, способные блокировать разрушительную деятельность вируса в организме человека, еще не найдены. И доктора увидели и прочувствовали, что каждый раз, с каждым тяжело болеющим пациентом счет идет на часы, минуты, количество вдохов.

«Стимул» побеседовал с одним из лидеров битвы с вирусом — заведующим научно-исследовательской лабораторией анестезиологии и реаниматологии Национального медицинского исследовательского центра имени В. А. Алмазова Андреем Баутиным. Он рассказал, как менялись представления о болезни по мере накопления опыта, где проходит граница между стремлением спасти всех и необходимостью доказать действенность методов с помощью контрольной группы пациентов, которые не получают исследуемый препарат, хотя он может быть эффективным, чтобы потом обеспечить доступ к действенным методам лечения для всех нуждающихся, а также что из практики кардиореаниматолога оказалось особенно полезным в борьбе с COVID-19.

 

Андрей Евгеньевич, Центр Алмазова начал принимать пациентов с COVID-19 в мае, на пике распространения инфекции. То есть у вас было время на подготовку к борьбе с новой коронавирусной инфекцией. Как вы его использовали?

— Мы готовились. Была проведена серьезная исследовательская работа по анализу данных, поступающих из самых разных источников. Это были два месяца поиска, обобщений и изменений подходов. Как и во всем мире, мы значимо иначе видим сейчас болезнь, чем это было в марте, в феврале. Наши взгляды изменялись.

К моменту, когда больные COVID-19 стали поступать в Центр Алмазова, мы четко понимали три важные особенности болезни. Первая из них — это тяжелейшее поражение легких, вторая особенность — гипериммунная реакция, катастрофическое воспаление, которое называют цитокиновым штормом, третья особенность — это генерализованное, во всех органах, повреждение эндотелия.

magnifier.png Эндотелиит при SARS-CoV-2 имеет особенный, крайне агрессивный характер. Мы встретились с ним впервые, и до сих пор дозировки гепарина обсуждаются и требуют постоянной коррекции, но иногда даже на фоне высоких дозировок гепарина случается тромбоз

Эндотелий — это внутренняя выстилка сосудов. Повреждение эндотелия выливается в тяжелые тромбозы, в нарушение свертывания крови и в молниеносно развивающееся нарушение проходимости сосудов легких. Эндотелиальный компонент мы выделяли для себя как очень значимый. И если коллеги аккуратно предлагали вводить пациентам с COVID-19 профилактические дозы гепарина (препарата, снижающего свертываемость крови. — «Стимул»), то нам было понятно, что нужны серьезные лечебные дозы. И мы с самого начала назначали большие дозы гепарина. Сейчас уже нет сомнений, что при проникновении вируса в легкие сразу повреждается эндотелий и, если упустить момент, это выльется в катастрофу с тромбозами. И мы видим, что к лечебным дозам гепарина стали переходить и в других стационарах в России и за рубежом.

Эндотелиит при SARS-CoV-2 имеет особенный, крайне агрессивный характер. Мы встретились с ним впервые, и до сих пор дозировки гепарина обсуждаются и требуют постоянной коррекции, но иногда даже на фоне высоких дозировок гепарина случается тромбоз.

Гепарин ведь относится к широко распространенным и недорогим препаратам. Удалось найти какие-то тонкости его применения именно при коронавирусе?

— Мы перешли к более ранним по времени разработкам: нефракционированным гепаринам. Они незаменимы, например, в кардиохирургии и интенсивной кардиологии: действуют более жестко, быстрее и легче контролируются общедоступными лабораторными методами. Простой лабораторный тест АЧТВ (активированное частичное тромбопластиновое время) может выполняться сколько угодно раз за сутки. У нас стандарт — каждые четыре часа. Важно, что такой тест выполняется в лаборатории любой больницы.

Более современные, так называемые низкомолекулярные гепарины вводятся подкожно и фармакодинамически отличаются более широким спектром воздействия на свертывание крови. Но их сложнее контролировать, требуется дорогостоящий лабораторный тест анти-Ха-фактор. При работе с низкомолекулярными гепаринами в высокотехнологичных клиниках есть прибор тромбоэластограф. У нас он тоже применялся, когда мы работали с низкомолекулярными гепаринами. Проблем с контролем за дозировкой гепарина исходя из изменений состояния больного у нас не возникало.

Центр Алмазова перестал принимать пациентов с COVID-19 еще в августе, но до сих пор у здания стоят армейские палатки, в которых проводили первичный осмотр больных, а в помещениях приемного покоя сохраняются вывески «красная зона», «желтая зона». Какую роль сыграла по-военному четкая сортировка пациентов при приеме в клинику?

— Это обязательные меры. Это та базовая основа безопасности пациентов и персонала, на которой строятся лечебные подходы, включая высокотехнологичные. По-другому работать в условиях пандемии невозможно.

АЛМАЗОВ ЦЕНТР ОБЩ ВИД.jpg
Национальный медицинский исследовательский центр им. В. А. Алмазова
НМИЦ им. В.А.Алмазова

 

Спасительная гипотеза 

Что вы добавили к протоколам лечения больных COVID-19?

— Каждому пациенту, болеющему в тяжелой форме, обязательно проводилась антивирусная терапия, антикоагулянтная, противовоспалительная, респираторная. Мы применили особый подход к респираторной терапии — добавили для воздействия на легкие российский препарат сурфактанта, который пока не включен ни в одну из восьми версий рекомендаций Минздрава. Мне очень повезло, я с сурфактантом работаю более двадцати лет, с момента создания препарата, и использую его в кардиореанимации при послеоперационных повреждениях легких и пневмониях.

Каков механизм действия сурфактанта при COVID-19?

— Альвеолы — маленькие «воздушные мешочки», где происходит газообмен, — выстелены изнутри альвеолоцитами второго типа, плоскими клетками. Они покрыты эндогенным сурфактантом, его вырабатывают сами альвеолоциты. Сурфактант поддерживает альвеолу в расправленном состоянии. Без сурфактанта легкие спадутся, даже без воздействия вируса. Под альвеолоцитами находится мембрана, дальше идут структуры кровеносного сосуда. Когда вирус SARS-CoV-2 попадает в легкие, он проникает в альвеолоцит с помощью имеющихся на них рецепторов АПФ-2. Проник, убил альвеолоцит, мембрана становится проницаемой, из кровеносных сосудов в альвеолу поступает жидкая часть крови, и она выключается из системы газообмена. Убитый альвеолоцит перестает вырабатывать сурфактант, альвеола спадается, напоминая сдувшийся и слипшийся воздушный шарик. Кровь, протекающая по сосуду, прилегающему к спавшейся альвеоле, не отдает углекислый газ и не насыщается кислородом. Затем эта, по сути, венозная кровь поступает в сердце и по артериям разносится по всему организму. Кислорода в ней не хватает, человек начинает страдать от недостатка кислорода. (Венозная кровь содержит 75% кислорода, артериальная — 95–100%, снижение содержания кислорода, сатурации, до уровня менее 95% говорит о кислородном голодании, менее 90% — о тяжелом состоянии больного. — «Стимул».)

magnifier.png Мы применили особый подход к респираторной терапии — добавили для воздействия на легкие российский препарат сурфактанта, который пока не включен ни в одну из восьми версий рекомендаций Минздрава. Мне очень повезло, я с сурфактантом работаю более двадцати лет, с момента создания препарата, и использую его в кардиореанимации при послеоперационных повреждениях легких и пневмониях

Таков механизм повреждения легких. Что произойдет, если мы введем препарат сурфактанта, экзогенный сурфактант? Недостаток эндогенного синтезируемого сурфактанта будет предупрежден, даже поврежденная альвеола будет оставаться расправленной, и газообмен в ней будет продолжаться.

Я говорил о рецепторах АПФ-2 на поверхности альвеолоцитов. Так вот, сурфактант их блокирует, и вирус уже не может к этим рецепторам прикрепиться. Поэтому мы считаем, что сурфактант эффективен не только при лечении больных с тяжелой формой COVID-19, но и на более ранних стадиях, когда вирус пытается внедриться в альвеолоциты второго типа, повредить их и запустить процесс разрушения легких.

То есть его можно применять, чтобы предупредить тяжелое течение болезни?

— Да! Надо попытаться как можно раньше применять сурфактант, максимально использовать его превентивные качества. Исследования на более ранних стадиях мы не проводили, но, мне кажется, сурфактант покажет эффективность и в этом случае.

РЕАНИМ.jpg
Отделение реанимации в НМИЦ им. В. А. Алмазова
НМИЦ им. В.А.Алмазова

И об этом говорит третий механизм действия сурфактанта при COVID-19. Сурфактант участвует в иммунной защите альвеол. Он стимулирует макрофаги — клетки внутри альвеол, которые борются с вирусами и бактериями. Эндогенного сурфактанта нет, и экзогенный сурфактант берет на себя роль повышения местной иммунной защиты.

— Как эти механизмы сработали при лечении конкретных больных? По каким критериям вы назначали сурфактант и каковы результаты его применения?

— Таким рубежом была та ситуация, когда пациент дышал от источника кислорода с потоком шесть-восемь литров в минуту и сатурация у него не поднималась выше 92 процентов. Вот при таких показателях доктора в инфекционных отделениях задумывались о переводе пациентов в отделения интенсивной терапии. На этом этапе мы подключали сурфактант-терапию, и в результате из 16 таких пациентов только один все же потребовал перевода в реанимацию, подключения к аппарату ИВЛ; его спасти, к сожалению, не удалось. Состояние всех остальных пациентов стабилизировалось, и по окончании лечения они были выписаны из клиники.

magnifier.png На этом этапе мы подключали сурфактант-терапию, и в результате из 16 таких пациентов только один все же потребовал перевода в реанимацию, подключения к аппарату ИВЛ; его спасти, к сожалению, не удалось. Состояние всех остальных пациентов стабилизировалось, и по окончании лечения они были выписаны из клиники

Вторая группа — 12 человек — это пациенты, которым мы назначали сурфактант в отделении реанимации. Они еще не были переведены на ИВЛ, но получали неинвазивную вентиляцию легких, когда аппарат со специальной маской нагнетает больному воздух, но больной в сознании, дышит сам, не требуется интубация трахеи. Второй высокотехнологичный метод — высокопоточная подача кислорода. Тоже требуется специальный аппарат, но он нагнетает кислород со скоростью не шесть-восемь, а 60 литров в минуту. Это позволяет удержаться от перевода на ИВЛ, больной сам дышит. Мы наблюдали, как грань, отделяющая от перевода на ИВЛ, становилась все тоньше и тоньше. И этим больным мы назначали сурфактант. В итоге из 12 человек только трех пришлось перевести на ИВЛ, они скончались, к сожалению. Девять человек удалось уберечь, и они были выписаны из отделения реанимации, а потом выписаны из стационара.

 

ИВЛ как приговор?

Почему так высока летальность на ИВЛ? В самом начале пандемии все переживали, что аппаратов ИВЛ на всех не хватит, а оказывается, дело совсем не в них?

— Есть несколько объяснений высокой летальности пациентов на ИВЛ. Во-первых, это уже тяжелая, малообратимая степень процесса. Во-вторых, больные подходят к ИВЛ с ослабленной иммунной системой, чувствительные к бактериальной инфекции, и именно она их приводит к смерти. Это общемировая тенденция: летальность пациентов, которые находятся на ИВЛ, превышает 85 процентов. На ИВЛ у нас оказывались пациенты с настолько выраженным прогрессированием процесса, что им уже ничто не могло помочь.

magnifier.png В нашей группе из 28 пациентов, пролеченных сурфактантом (16 в инфекционных отделениях и 12 в реанимационных) 24 человека удалось спасти, четверо умерли. Три случая смерти от сепсиса и одна смерть была связана с тромбозом сосудов малого круга кровообращения

Важный патологический механизм COVID-19 — гипериммунная реакция, «цитокиновый шторм». Больные буквально сгорают от этого воспаления. Поэтому во всех странах «цитокиновый шторм» пытаются подавить: вводят мощнейшие противовоспалительные препараты, гормональные или специальные антиинтерлейкиновые, и с цитокиновым штормом удается справиться. Но на второй чаше весов — задавленная иммунная система. Уже нет цитокинового шока, но подавленная иммунная система не препятствует бурному размножению микроорганизмов, так называемой внутрибольничной инфекции. В инфекционных стационарах и инфекционных отделениях микроорганизмы особенно злобные, потому что приучены уже к нашим антибиотикам, не очень их боятся, и они размножаются, вызывая у пациентов с COVID-19 новый инфекционный септический шок — уже бактериальный, от которого пациенты на ИВЛ умирают.

В нашей группе из 28 пациентов, пролеченных сурфактантом (16 в инфекционных отделениях и 12 в реанимационных) 24 человека удалось спасти, четверо умерли. Три случая смерти от сепсиса и одна смерть была связана с тромбозом сосудов малого круга кровообращения.

РЕАНИМАЦ.jpg
Реанимационное оборудование
Из личного архива Андрея Баутина

 

Ингаляция, спасающая жизнь

Как соотносятся ваши результаты с общемировыми?

— Среди всех заболевших COVID-19 тяжелое течение инфекции наблюдалось примерно у пяти процентов. Смертность в этой категории больных составляет, по данным мировой медицинской литературы, около 80 процентов. Такого высокого уровня смертности в Центре Алмазова не было, он был почти вдвое ниже даже до того, как мы стали применять сурфактант. С сурфактантом нам удалось снизить смертность пациентов с тяжелым течением болезни до 14,3 процента.

Как удается сбалансировать борьбу с болезнью сразу по стольким фронтам? Как добиться того, чтобы методы воздействия не противоречили друг другу, лекарственные препараты не вступали бы в конфликт?

— Это абсолютно отработанный вопрос. В рекомендациях Минздрава есть раздел «Взаимодействие лекарственных препаратов», например противовоспалительных, антибактериальных и антикоагулянтных. Федерация анестезиологов-реаниматологов России выпустила рекомендации для анестезиологов-реаниматологов, наш центр участвовал в написании этого документа. Там учтены все варианты взаимодействия методик и лекарств.

С сурфактантом еще проще. Он не вступает в антагонистические взаимодействия с другими препаратами, потому что действует местно, вводится в легкие в форме аэрозоля и не вступает ни в физическое, ни в биохимическое взаимодействие с другими препаратами — противовоспалительными, антикоагулянтами и так далее, потому что все они находятся в сосудистом русле.

В самом начале пандемии, когда применение и эффективность сурфактанта рассматривались лишь как гипотеза на том основании, что его успешно применяли при осложнениях свиного гриппа в 2009 и 2015 годах, а ранее — для лечения других тяжелых болезней легких, говорили не об ингаляциях, а о введении сурфактанта больным на ИВЛ с помощью довольно сложных манипуляций. Об ингаляциях речи не шло.

— Существует два пути введения сурфактанта. Ранее мы исходили из того, что сурфактант надо вводить как можно ближе к паренхиме легких (слою функционально-активных эпителиальных клеток. — «Стимул»): бронхоскопом пройти в трахею, в бронхи, и прямо туда доставлять сурфактант. Легче всего это выполнять, если пациент находится на ИВЛ и ему установлена эндотрахеальная трубка. С такими убеждениями я жил до июня 2020 года. Потому что когда в начале века мы пытались обходиться без бронхоскопа, эффективность процедуры ингаляции сурфактанта, как при ИВЛ, так и при самостоятельном дыхании, была невысокой, и мы отказались от ингаляционного метода.

magnifier.png Препарат сурфактанта для применения у взрослых пациентов есть только в России, он единственный в мире — «Сурфактант БЛ» (бычье легкое). Он разработан в лаборатории медицинской биотехнологии Российского научного центра радиологии и хирургических технологий имени А. М. Гранова под руководством Олега Александровича Розенберга. Всего в мире порядка десятка препаратов сурфактанта, но все они разрешены только для использования для лечения дистресс-синдрома у новорожденных

COVID-19 мои представления перевернул. Нам нужно было ввести сурфактант на ранних этапах развития инфекции, вводить препарат в инфекционных отделениях очень затратно и неудобно: для выполнения бронхоскопии нужно обеспечить, чтобы пациент спокойно перенес эту очень неприятную процедуру — ввести ему седативный препарат. Затем вызвать бронхоскописта, обеспечить работу бронхоскопа в инфекционном отделении, где его работа не предусмотрена.

Первым применил ингаляционный путь введения сурфактанта при COVID-19 главный пульмонолог Минздрава Сергей Николаевич Авдеев — один из лидеров российской пульмонологии. Он работал с пациентами в Сеченовском университете. Вслед за ним и мы снова обратились к ингаляционному введению: сам пациент дышит через ингалятор, и аэрозоль сурфактанта попадает в легкие. Эта процедура вполне доступна в рамках инфекционного отделения.

Лечебная доза сурфактанта вводится современными ингаляторами в течение 30 минут, обычными компрессорными — час. Возможность сократить время ингаляции очень важна для пациента, он очень утомляется.

В правилах доказательной медицины — рандомизированные исследования, четкое отслеживание разницы между течением болезни и ее исходами в основной и контрольной группах. Как вы отбирали пациентов в контрольную группу?

— На момент начала работы нашего центра с больными коронавирусом методика сурфактант-терапии не была указана ни в одном из отечественных или международных стандартах лечения COVID-19. Соответственно у лечащих врачей и заведующих отделениями не было доводов для обязательного назначения сурфактанта, были лишь предположения о его возможной эффективности. В начале я и сам не был абсолютно уверен в успехе лечения сурфактантом. Поэтому, уважая мнение коллег, не настаивал на сурфактант-терапии в случаях сомнений у докторов в ее целесообразности.

Истории болезней пациентов, не пролеченных сурфактантом, мы использовали в качестве контрольной группы.

В тех случаях, когда у лечащего врача не было каких-то аргументов против, мы назначали терапию. Постепенно, по мере появления результатов, я обоснованно становился настойчивым, а врачи все больше верили в эту методику. К моменту завершения нашей работы с COVID-19 все пациенты, поступающие к нам в тяжелом состоянии, получали сурфактант-терапию.

ЧИСТ ЗОНА.jpg
Зона безопасности
Наталия Михальченко

 

Приоритет России

Вы сказали о применении сурфактанта в Сеченовском университете. На сегодня в России только две клиники используют его для борьбы с COVID-19 или больше?

— Я знаю о позитивном опыте применения сурфактанта в клиниках ФМБА, в Перинатальном центре в Тюмени, в Республиканской клинической больнице в Сыктывкаре. Мы проводили консультативную работу по пациентам, когда к нам обращались специалисты других клиник в индивидуальном порядке. Я знаю, что есть опыт применения сурфактанта для лечения больных в Госпитале ветеранов войн и в больнице Святого Георгия в Петербурге; кроме того, с просьбой о передаче опыта к нам обращались из Астрахани, Нижнего Новгорода, Казани.

Очень важно добиться, чтобы сурфактант включили в рекомендации Минздрава по борьбе с коронавирусной инфекцией: это благо наших пациентов, это приоритеты России. Ведь препарат сурфактанта для применения у взрослых пациентов есть только в России, он единственный в мире — «Сурфактант БЛ» (бычье легкое). Он разработан в лаборатории медицинской биотехнологии Российского научного центра радиологии и хирургических технологий имени А. М. Гранова под руководством Олега Александровича Розенберга. Всего в мире порядка десятка препаратов сурфактанта, но все они разрешены только для использования для лечения дистресс-синдрома у новорожденных с незрелыми, нераскрытыми легкими. Ни один зарубежный препарат не разрешен для применения у взрослых, кроме «Сурфактанта БЛ».

Может ли быть, что и другие препараты сурфактанта работают?

— Я знаю ситуацию, когда в одном из регионов России не могли найти российский сурфактант, попробовали применить зарубежный и спасали пациентов. Мы будем стремиться обобщить наш опыт и распространить его на международном уровне, так как благодаря имеющемуся в России разрешению для применения российского сурфактанта у взрослых пациентов нам удалось найти новое эффективное направление лечения COVID-19. 

Если не ошибаюсь, новации в борьбе с COVID-19 не ограничиваются применением сурфактанта? На форуме «Армия-2020» три академика — Евгений Владимирович Шляхто (генеральный директор НМИЦ имени В. А. Алмазова), академик Геннадий Тихонович Сухих (директор НМИЦ акушерства, гинекологии и перинатологии имени академика В. И. Кулакова) и академик Александр Григорьевич Чучалин (заведующий кафедрой госпитальной терапии педиатрического факультета РНИМУ имени Н. И. Пирогова) — представили новую разработку российских ученых: установку для синтеза оксида азота. Свойства оксида азота, как известно, применяются при терапии различных состояний с патологическими изменениями сосудов легких. Эту разработку удалось испытать при лечении больных COVID-19?

— Да. Установка синтеза оксида азота из атмосферного воздуха поистине революционна, она единственная в мире! Она разработана специалистами подведомственного «Росатому» Всероссийского научно-исследовательского института экспериментальной физики (ВНИИЭФ) Владимиром Ивановичем Карелиным, Сергеем Николаевичем Бурановым и Александром Сергеевичем Ширшиным под руководством члена-корреспондента РАН Виктора Дмитриевича Селемира. Новый принцип работы, который не требует использования баллонов и их обслуживания, позволяет распространить лечение оксидом азота на учреждения здравоохранения различного уровня не только в высокотехнологичных центрах.

Ингаляция оксида азота обладает жизнеспасающей эффективностью в неонатологии, кардиохирургии, интенсивной терапии легочной гипертензии и тяжелых врожденных пороков сердца. В связи с этим газ применяется практически в каждом учреждении федерального уровня, оказывающем высокотехнологичную медицинскую помощь. В НМИЦ имени В. А. Алмазова ежегодная потребность в оксиде азота составляет порядка полумиллиона литров.

magnifier.png Установка синтеза оксида азота из атмосферного воздуха поистине революционна, она единственная в мире! Она разработана специалистами подведомственного «Росатому» Всероссийского научно-исследовательского института экспериментальной физики Владимиром Ивановичем Карелиным, Сергеем Николаевичем Бурановым и Александром Сергеевичем Ширшиным под руководством члена-корреспондента РАН Виктора Дмитриевича Селемира

Специализированным кардиологическим и кардиохирургическим клиникам, перинатальным центрам эта технология тоже необходима. Однако логистические и экономические особенности ингаляции оксида азота из баллонов значительно осложняют широкое распространение этой методики. С появлением установки, позволяющей получать оксид азота из атмосферного воздуха, доступ к этому методу лечения будет значительно расширен.

Центру Алмазова поручили провести клинические испытания установки. Мы завершили их как раз в разгар пандемии и успели с помощью установки пролечить 18 больных COVID-19. Всего же в рамках клинических испытаний метод применялся в рамках интенсивной терапии двухсот пациентов и показал, что новая установка не менее безопасна и эффективна, чем использование газа из баллонов. В то же время предложенный аппарат не нуждается в обеспечении газом, баллонами, их транспортировке и обслуживании.

Как откликнулись больные COVID-19 на лечение оксидом азота по новой технологии?

— Использование этого газа у 18 пациентов c COVID-19 позволило значимо улучшить оксигенацию, применить щадящие режимы искусственной вентиляции легких, отсрочить перевод на экстракорпоральную мембранную оксигенацию или избежать его. Подтвержденные в экспериментальных исследованиях противовирусные свойства оксида азота дают право рассчитывать на эффективность применения этого газа на ранних стадиях заболевания.

Какие моменты борьбы с COVID-19 вам особенно врезались в память?

— Пожалуй, мне больше всего запомнилось, как изменялись пациенты отделения реанимации. Их состояние было наиболее тяжелым, гипоксемия нарушала психоэмоциональный статус больных: они были подавлены, понимали крайнюю тяжесть своего положения. Методы респираторной терапии — неинвазивной вентиляции легких — тоже не очень легко переносятся пациентами. Маска плотно ремнями фиксируется к лицу. Это неприятно, и в таком положении пациент вынужден находиться часами. Начали терапию сурфактантом. Приезжаю домой, тревожно: может, эффекта нет и дежурный реаниматолог уже вынужден перевести пациента на ИВЛ? Позвонил в отделение, сообщают о тяжелом, но стабильном состоянии. А утром отмечаешь: пусть на два-три процента, но сатурация поднялась, удается чуть подснизить кислород во вдыхаемой смеси. Сурфактант сделал легкие более пластичными, и пациент это ощущает: вдох у него стал полегче, снизилась одышка, чувствует, что болезнь отступает. Проходят сутки, и у больного взгляд начинает светиться, возникает желание с тобой поговорить. Постепенно с каждой минуткой движение идет вверх, а не вниз. Проходит трое, пятеро суток и смотришь — это уже другой человек: улыбается, на твои призывы бороться, не сдаваться — показывает поднятый вверх большой палец!

Темы: Инновации

Еще по теме:
27.03.2024
Американский стартап Boom Supersonic провел первый успешный тестовый полет своего экспериментального демонстратора XB-1....
13.03.2024
Ученые Томского политехнического университета создали установку для дезактивации радиационно загрязненного бетона
05.03.2024
Уральские ученые разработали портативную платформу для экспресс-диагностики вирусных и бактериальных заболеваний. Платфо...
01.03.2024
Американская корпорация Apple решила свернуть долгосрочный секретный проект по самостоятельной разработке электромобилей...
Наверх