Во вторник 29 мая 1453 года, за час до рассвета, выстрел супербомбарды «Базилика» султана Мехмета II возвестил о начале генерального штурма османами византийского Константинополя. Каменное ядро весом полтонны вонзилось в барбакан, подняв тучу пыли и похоронив под обломками защитников башни. Орудия калибром поменьше принялись превращать в труху древние Феодосиевы стены пятиметровой толщины. Пятьдесят тысяч пеших тимариотов, азапов и янычар устремились на приступ Второго Рима, за день сокрушив тысячелетнюю империю и повергнув в прах тогдашнюю мировую столицу православия, а с ней и всю древнеримскую эпоху вообще.
Осада Константинополя была крупнейшим событием XV века и по масштабам применения новейших способов ведения войны, связанных с пороховой артиллерией, не знала равных.
Османы с XIV века постепенно, шаг за шагом, отгрызали у ослабевшей Византии ее анатолийские провинции (фемы). Это было крайне болезненно, ибо Анатолия для империи всегда была основным поставщиком продовольствия и солдат. Еще один удар нанесла Великая чума 1347 года, унесшая в могилу треть населения страны.
В 1352 году османы переправились через Геллеспонт и вторглись в Европу, покоряя Балканы мечом и Кораном. Через десять лет они взяли Адрианополь, переместив туда свою столицу. В 1387 году пала гордость Македонии, второй город империи Фессалоники, в 1389-м сербская армия потерпела сокрушительное поражение на Косовом поле, в 1396 году объединенная армия Европы была наголову разгромлена в битве при болгарском Никополе.
Победоносный полумесяц шествовал по Юго-Восточной Европе, сметая перед собой все препятствия. Территория Византии сжималась на глазах, как шагреневая кожа. Турок сдерживало лишь отсутствие хорошего флота и неожиданно спасший Византию самаркандский эмир Тамерлан, в ходе своего похода в Малую Азию уничтоживший главные силы османов в битве при Анкаре в июле 1402 года. По сути, подарив империи еще полвека жизни.
К середине XV века в Византии были налицо все классические признаки будущего развала империи: политический и династический кризис, стагнация экономики, депопуляция, деградация армии и, что хуже всего, моральное разложение общества, забывшего, что такое патриотизм и обязанность защищать Отечество. Все это усугублялось серьезными религиозными распрями, рушившими фундамент, на котором византийское общество держалось почти тысячу лет. А сверх того — безнадежная апелляция к единоверцам, убежденность в «помощи с Запада», который только спал и видел, когда исчезнут византийские «схизматики» и главные рыночные конкуренты.
Почти двухсотлетнее правление в Византии последней императорской династии Палеологов (1261‒1453) было отмечено многочисленными бунтами, гражданскими войнами, мятежами, непокорностью и склоками балканских деспотов, эпидемиями и внешними вторжениями. Последний василевс-автократор Константин XII, сын Мануила II и сербской княжны Елены Драгаш (единственная славянка на византийском престоле) унаследовал империю в 1449 году де-факто в границах собственно столицы Константинополя и незначительных территорий в ее европейской части (несколько островов в Эгейском море и ограбленная турками Морея-Пелопоннес). Население Константинополя с античных времен сократилось на порядок и составляло не более 50 тысяч жителей. Внутри городских стен огромные дворцы стояли пустыми, жилые кварталы были необитаемы, торговля сворачивалась за неимением потребителей. Во многом ее контролировали уже не греки, а венецианцы и генуэзцы, обосновавшиеся на восточном берегу бухты Золотой Рог в укрепленных кварталах Перы и Галаты. У них же в руках были и морские перевозки, так как Византия утратила доступ к лесам и уже не могла обновлять собственный флот.
Победоносный полумесяц в XIV веке шествовал по Юго-Восточной Европе, сметая перед собой все препятствия. Территория Византии сжималась на глазах, как шагреневая кожа
В правящих кругах Второго Рима уповали на европейскую солидарность против общего врага. Но у Рима Первого и Европы, уже однажды громивших Константинополь в ходе Четвертого крестового похода в 1204 году, было условие — смена веры. Хотите помощи — становитесь католиками. Константинопольский патриарх Григорий III Мамма в отчаянии был согласен на унию, но патриархи Антиохии, Александрии и Иерусалима выступили совместным фронтом против и свергли его с патриаршего престола. В самой столице сторонников церковной унии с католиками лупили смертным боем, но в политических кругах признавали безвыходную ситуацию и неизбежность позорной «капитуляции» перед Ватиканом.
Не обошлось и без политических ошибок самого василевса Константина Палеолога. Великий логофет (глава гражданской администрации) Георгий Сфрандзи в своей «Хронике» пишет, что тот, еще будучи деспотом Мореи, обещал взять в жены дочь венецианского дожа Франческо Фоскари, но, став императором, посчитал эту партию для себя уже недостаточно достойной. И дело даже не в том, что была нанесена обида деспине (дочери дожа): по признанию Сфрандзи, «господин же мой не ради приданого, но ради того, чтобы его владения стали как бы едиными с Венецией, согласился на этот брак». То есть с провалом брачного договора Венеция теряла территорию целого Пелопоннеса, что было похуже женских обид. А этого Венецианская республика простить Константинополю не могла. Так что рассчитывать на помощь тогдашней «владычицы морей» императору тоже не приходилось.
Главной угрозой для Второго Рима была личность султана Мехмета II Фатиха («отец завоеваний»). Рожденный даже не от жены, а от наложницы султана Мурада II, рабыни Хюма-хатун, он прекрасно усвоил себе правила власти османского двора. Поэтому, когда после смерти отца он занял трон, первым делом он приказал задушить своего младшего брата-шехзаде Ахмеда, единственного сына Мурада от Халиме-хатун.
Затем избавился от другого брата-шехзаде Орхана Челеби, с детства жившего при константинопольском дворе в качестве заложника. Султан даже установил «пенсион» на содержание шехзаде с тем, чтобы византийцы никуда не выпускали его из столицы. Греки, наивно полагающие, что они еще способны на интриги и спекуляцию именем претендента на престол, пытались выбить из турок дополнительные деньги на его содержание, но этим лишь обозлили султана-братоубийцу. Мехмет грубо отказал и выпустил специальный людоедский указ-фирман, вошедший в историю, как Закон Фатиха: «Если кто-нибудь из моих детей станет во главе султаната, то для обеспечения общественного порядка ему надлежит убить своих братьев. Большинство улемов (мусульманских религиозных авторитетов. — “Стимул”) одобряет это. Пусть это правило соблюдается».
С тех пор неудачливые турецкие принцы были обречены и могли рассчитывать только на почетную смерть. Неуместный же шантаж Константинополя, угрожавшего выпустить шехзаде Орхана на волю и составить конкуренцию султану, тот воспринял как долгожданный повод к войне.
В правящих кругах Второго Рима уповали на европейскую солидарность против общего врага. Но у Рима Первого и Европы, уже однажды громивших Константинополь в ходе Четвертого крестового похода в 1204 году, было условие — смена веры
На греческом берегу Босфора, в самой узкой его части, напротив своей азиатской крепости Анадолу-хиссар, с апреля по август 1452 года Мехмет построил другую крепость — Румели-хиссар, разрушив находившиеся здесь церкви и монастыри и забирая камень на строительство. На возмущенный протест из Константинополя султан бросил: «Я могу делать все, что мне угодно. Оба берега Босфора принадлежат мне, тот, восточный, — потому что на нем живут османы, а этот, западный, — потому что вы не умеете его защищать. Скажите вашему государю, что, если он еще раз вздумает прислать ко мне с подобным вопросом, я велю с посла живьем содрать кожу».
Но не одними угрозами оперировал султан. Мехмед изначально сделал ставку на использование современных военных технологий. Первый официальный османский историограф Саад-эд-дин (Ходжа Эфенди) еще в XVI веке писал, что всадники-сипахи в турецкой армии вполне себя оправдали, но попытка создать пехоту из крестьян полностью провалилась из-за того, что те показали себя крайне недисциплинированными и в бою, и вне его. Тогда по инициативе ученого-улема Кара Рустема было принято решение прибегнуть к практике девширме («налог кровью»). У балканских родителей-христиан отбирали детей в юном возрасте (в восемь лет) и воспитывали из них воинов. Это, с одной стороны, позволяло создать элитную гвардию опытных бойцов, а с другой — делало лично преданными султану капыкулу («государственными рабами»), не связывая с конкурирующими османскими кланами. Практика начала применяться при султане Баязиде I Молниеносном в конце XIV века, но в битве при Анкаре в 1402 году они были почти полностью уничтожены.
Возрождать подразделение капыкулу, которое, в отличие от старого, стало называться «новым войском» (по-турецки «ени чери», или «янычары»), взялся султан Мурад II, а завершил его сын Мехмед II. Число янычар было увеличено сразу в шесть раз. В их составе появились артиллеристы-топчу, оружейники-джебеджи, гренадеры-хумбараджи, саперы-лягымджи. Янычары были сведены в корпус и стали главной ударной силой султанов — противовесом поместному войску своенравных сипахов.
Столетняя война дала мощный толчок развитию военного дела. В первую очередь применению огнестрельного оружия, развеивающего иллюзии надежности рыцарских доспехов. С хорошей «ручницей» любой умелый крестьянин мог наповал валить закованного в броню всадника, тренировавшегося махать мечом с детства. А выпущенное из пушки каменное ядро за счет своей кинетической энергии валило и калечило целые ряды бойцов.
Однако небольшие ядра небольших бомбард все еще оставались слабым аргументом для мощных крепостных стен, строившихся с учетом тогдашнего развития торсионных камнеметов Античности и Средневековья.
Константинопольские стены Феодосия, защищавшие столицу со стороны суши, были именно такими. Воздвигнутые в начале V века при императоре Феодосии II префектом Анфимием и перестроенные через 300 лет, они захлестывали город двойным крепостным поясом общей длиной 5630 метров (почти точная высота Эльбруса), толщиной 5 метров и высотой внутренней части 12 метров. Через каждые 55 метров прясла размещалась шестиугольная или восьмиугольная башня высотой 20 метров (всего до 100 на внутренней стене и 96 на внешней). Нижний ярус башен был приспособлен под склады продовольствия. Перед стенами располагался сухой ров.
Стены со стороны бухты Золотой Рог защищал флот, а сама бухта запиралась толстой цепью, протянутой между башнями по обеим ее сторонам.
В Константинополе еще с римских времен были сооружены многочисленные подземные цистерны для сбора дождевой воды и обеспечения населения. Подготовленный гарнизон при высоком моральном духе и тогдашней осадной технике мог держаться в городе сколько угодно. До этого штурмом столицу никто не брал. В ходе Четвертого крестового похода город был захвачен крестоносцами обманом.
Поэтому Мехмету и необходим был такой таран, который позволил бы гарантировано развалить стены и ворваться в ненавистный и вожделенный Константинополь. Мастера-литейщики в Европе были наперечет, и дальновидные правители их берегли как зеницу ока. Когда летом 1452 года, когда завоевательные планы турок уже были понятны, к императору Константину Палеологу пришел плохо одетый венгр по имени Урбан (другое и, вероятно, более правильное прочтение — Орбан) и предложил отлить несколько мощных дальнобойных пушек, чтобы держать осаждающих на почтительном расстоянии, тот призадумался, но, услышав размер оплаты, тут же отказался. Урбан объяснил, что дело не в его алчности, а в стоимости меди, необходимой для создания прочного бронзового ствола пушки (сплав меди с оловом в определенной пропорции), выдерживающего большой заряд.
Константинопольские стены Феодосия захлестывали город двойным крепостным поясом общей длиной 5630 м, толщиной 5 м и высотой внутренней части 12 м. Через каждые 55 м прясла размещалась шестиугольная или восьмиугольная башня высотой 20 м. Нижний ярус башен был приспособлен под склады продовольствия. Перед стенами располагался сухой ров
Это не убедило скаредных греков, хотя среди них было достаточно богатых людей, да и император мог позволить себе содержать наемное войско. Тогда Урбан обратился к их оппонентам в Эдирне-Адрианополе. Мехмет обеими руками ухватился за мастера — это было именно то, что турок давно искал — «молот Аллаха». Запрошенная оплата тут же была им увеличена вчетверо, лишь бы венгр не сбежал. Но для начала ему предложили доказать, что он не шарлатан, и отлить пушку меньшего калибра для демонстрации султану.
Через три месяца Урбан отлил мортиру для стрельбы навесным огнем. Со стен Румели-хиссар мортира метким выстрелом в щепки разнесла венецианскую галеру с зерном из Таны, пытавшуюся доставить припасы в Константинополь. Мехмед был в восторге — таким образом византийская столица попадала еще и в голодную блокаду.
Следует добавить, что Урбан и его команда были не только хорошими литейщиками, но и искусными бомбардирами. Они усовершенствовали систему навесного артиллерийского огня, предусматривающую не слепое поливание вражеских сил камнями-ядрами наудачу, а математический расчет выстрелов. Именно так было вычислено слабое место в стене Константинополя, и по нему был нанесен удар из главного калибра.
Но до этого главный калибр еще предстояло отлить. Урбану доставили нужное количество меди, и уже зимой огромная бомбарда, наименованная «Базиликой», была представлена султану. Сегодня лишь приблизительно можно говорить о ее параметрах, упомянутых в исторических источниках: вес — до 32 тонн, длина — до 12 метров, калибр — до 930 миллиметров. Каменное ядро весом 500‒550 килограммов могло забрасываться на расстояние до двух километров.
Тщательно был подобран и порох для стрельбы из чудо-орудия. Он состоял из калийной селитры, угля и серы. Проблема была в том, что сгорал он неравномерно, вел себя непредсказуемо, был гигроскопичен, быстро отсыревал. Неправильно составленный заряд мог либо дать сильный недолет при малой толике пороха, а мог и разорвать орудие при большой. Поэтому пушкари и литейщики при выстреле в первую очередь рисковали собственной головой. У Урбана получилось найти оптимальную порцию — до 30 килограммов. При сгорании селитра высвобождала кислород для сжигания угля, а сера, ускоряющая процесс воспламенения, сцепляла угольно-селитряную смесь.
«Базилика» была одна, но к ней Урбан отлил еще целые батареи орудий калибром поменьше. Так что у турок впервые появилась собственная осадная пороховая артиллерия.
Если «артиллерийскую гонку» Мехмет у византийцев выиграл за счет перекупки искусного мастера, то сделать то же самое с флотом ему никак не удавалось. Турки все же воины сухопутные, морским премудростям им надо было еще долго обучаться. Зато у них вполне хватало сил и решимости проводить масштабные проекты.
Так ,после того как всего четыре генуэзских и греческих корабля в апреле 1453 года разметали блокаду многочисленного, но мелкосидящего турецкого флота и прорвались в Золотой Рог, раздосадованный султан отстранил от морского командования Балтоглу, болгарина по происхождению, и поставил перед своими задачу любой ценой прорваться в бухту. Иначе — «отдать голову».
К императору Константину пришел плохо одетый венгр по имени Урбан и предложил отлить несколько мощных дальнобойных пушек, для того чтобы держать осаждающих на почтительном расстоянии. Услышав размер оплаты, тот отказался. Тогда венгр предложил свои услуги туркам
Выход был подсказан, как и ранее, европейскими инженерами: перетащить турецкие суда волоком из Босфора через холмы мимо укреплений входа в бухту и генуэзско-венецианской Галаты, спустив их в Золотой Рог севернее.
От Двойных Колонн (нынешний Бешикташ), где была якорная стоянка турецкого флота, до холмов Перы рабочие выровняли дорогу и на густо смазанных жиром катках потащили 15‒22-весельные галеры-фусты (всего 72) через холмы (в районе нынешней площади Таксим), мимо укрепленной Галаты и перекрытого цепью входа в Золотой Рог. Для облегчения движения были подняты паруса. Точно так же на полтысячелетия ранее Константинополь штурмовали ладьи русов князя Олега в 907 году, о чем упоминает «Повесть временных лет».
Осажденные попытались сжечь флот прорвавшихся турок, но, пока одни генуэзцы и венецианцы помогали византийцам отбиваться от турок, торговые генуэзцы и венецианцы от купцов Перы отправили к туркам человека, предупредившего их о готовящейся диверсии. Нападавшие были уничтожены.
Нельзя сказать, что византийцы вовсе ничего не сделали для спасения своей столицы. Константин был одним из немногих императоров в истории Византии, кто лично ходил в атаки и сражался, не щадя себя. Были и настоящие герои среди осажденных, в том числе из итальянских республик. Так, генуэзский кондотьер Джованни Джустиниани Лонго стал настоящей душой обороны Константинополя (впрочем, не бескорыстно, ему был обещан остров Лемнос в случае отражения турок), возглавив самое боеспособное подразделение города (700 итальянских наемников) на самом опасном участке обороны.
Консул каталонцев Пере Хулиа со своими отбивался в районе Ипподрома, не пуская турок к Большому дворцу. Здесь его, израненного, вместе с верными каталонцами и порубили нападавшие.
Месазон (главный министр) империи Дмитрий Кантакузин с зятем Никифором Палеологом стойко оборонял участок стены у Мраморного моря и церкви Святых апостолов. Там же и пропал без вести.
Венгерские инженеры существенно улучшили качество артиллерийского огня, выбрав правильный угол возвышения орудий. В результате стало легче обстреливать византийские корабли в Золотом Роге и стены города по навесной траектории
Или неизвестный греческий герой, который 18 мая в одиночку с бочонком пороха подполз к огромной турецкой осадной башне, угрожающей стенам, и подорвал ее. Даже шехзаде Орхан, понимая, что его ждет в случае падения города от брата Мехмета, со своими людьми взял в руки оружие и бился до последнего.
Но все решило техническое превосходство османов и их европейских советников. Именно с их помощью были исследованы стены Константинополя и найдено самое слабое место обороны — ворота святого Романа у ручья Ликос. Сюда Урбан свез всю артиллерию больших калибров. Три пушки были установлены около нового императорского дворца, три другие — около Пигийских ворот, две — у ворот Крессу, четыре — у ворот Романа.
Венгерские инженеры существенно улучшили качество артиллерийского огня, выбрав правильный угол возвышения орудий. В результате стало легче обстреливать византийские корабли в Золотом Роге и стены города по навесной траектории. Они же разработали своеобразную «карточку огня», по которой нанесение повреждений участку стены в районе ворот святого Романа должно напоминать треугольник, что поможет стене рухнуть. По этой схеме и начала стрелять бомбарда «Базилика».
Никколо Барбаро свидетельствовал: «Одна из этих четырех пушек, которые были у ворот Сан-Романо, бросила ядро весом около тысячи двухсот фунтов, более или менее, и тринадцать квартов в окружности, что покажет ужасный ущерб, который оно нанесло там, где приземлилось. Вторая пушка бросила ядро весом в восемьсот фунтов и девять квартов в окружности. Эти две пушки были самыми большими, которые были у турецкого хана, другие пушки были разных размеров, от пятисот фунтов до двухсот фунтов, и еще меньше».
Геометрические выкладки помогли осаждающим точно рассчитать место удара, и стена обрушилась. По словам Барбаро, «на восходе солнца турки вошли в город около Сан-Романо, где стены были стерты с лица земли их пушками».
Осада продолжалась чуть меньше двух месяцев. Почти все руководившие обороной пали на поле боя (тяжело раненного Джустиниани вывезли на галере), шехзаде Орхана и главу туркофилов Луку Нотара казнили уже в плену. После трехдневной резни уцелевшее христианское население Константинополя было приведено к присяге новому монарху — счастливый Мехмет Фатих (так его назвали льстецы после взятия города) торжественно перенес столицу османов в некогда крупнейший город Средневековья.
Выжившие Палеологи бежали в Европу, долго мыкались по католическим дворам, пока племянница погибшего последнего императора Зоя не нашла приют в далекой Московии. Здесь она была крещена из униатства в православие и стала Софьей. Вместе с ней в это северное княжество переехал и «Рим», став Третьим. Четвертому же, как известно, не бывать.
Темы: Инновации