Сфинкс производительности

Медиахолдинг «Эксперт» в 23-й раз представил результаты старейшего в России ежегодного рейтинга крупнейших национальных компаний «Эксперт-400». В 1995–2014 годах информационно-аналитический продукт поддерживался рейтинговым агентством «Эксперт РА» (до 2004 года он охватывал 200 крупнейших по обороту компаний), последние три года рейтинг разрабатывает Аналитический центр «Эксперт» при поддержке группы журналистов одноименного еженедельника. «Эксперт РА» решил расширить выборку и с 2015 года самостоятельно разрабатывает и публикует рейтинг крупнейших 600 российских компаний RAEX-600.

В нынешнем году рейтинг «Эксперт-400» подвергся серьезной модернизации: впервые почти для двух пятых компаний удалось получить данные о числе занятых, а значит, появилась возможность оценить производительность труда (выручку на одного занятого). Точно — для отдельных компаний, приблизительно — для отраслей и всего крупного бизнеса страны. Но этим коллеги не ограничились, а попросили ученых из Института комплексных стратегических исследований сделать аналогичные оценки для крупнейших американских компаний, фигурантов рейтинга Fortune 500 USA.

И вот здесь начинается самое интересное. Оказалось, что если сопоставить первый эшелон корпоративного бизнеса России и США в целом, то наше отставание по производительности труда составляет 3,6 раза. Разрыв, безусловно, чувствительный, но не катастрофический. А вот индивидуальные разрывы по производительности компаний-отраслевых лидеров, например в нефтегазовой паре «Роснефть» — Exxon Mobil или авиастроительная ОАК — Boeing, существенно больше — от 10 раз и выше. Такие значения потребовали индивидуальных расследований, которые привели к неожиданному выводу: оказывается, их в значительной степени определяют не внутрикорпоративные факторы, такие как уровень автоматизации, качество и новизна оборудования или степень оптимизации бизнес-процессов, а специфические структурные факторы, которые лежат вне зоны компетенции самих компаний и связаны с особенностями функционирования целых отраслей отечественного хозяйства.

Но обо всем по порядку.

Первый эшелон построен

В начале вкратце остановимся на макропараметрах свежего рейтинга «Эксперт-400». Суммарная выручка 400 крупнейших компаний России по итогам 2016 года превысила 65 трлн рублей, ее рост обогнал инфляцию. Компании списка производят почти 43% совокупного общественного продукта (помимо ВВП этот показатель включает еще и промежуточное потребление, то есть является точным содержательным аналогом показателя корпоративной выручки для всей экономики). Кстати говоря, общая выручка компаний свежего списка RAEX-600 — 71,2 трлн рублей, то есть превышает оборот топ-400 меньше чем на 9%. Таким образом, удлинение списка крупнейших в полтора раза не привело к пропорциональному увеличению описательной силы рейтинга: отечественный крупный бизнес настолько высоко концентрирован, что его основные характеристики и ключевые тренды можно смело ловить на выборке топ-400 (стоит упомянуть, что и внутри этого списка на первый дециль — крупнейшие 40 компаний — стабильно приходится чуть менее 60% совокупной выручки).

Финансовые итоги работы первого эшелона российского бизнеса воодушевляют. Чистый финансовый результат 400 крупнейших увеличился на 28%, до 5,3 трлн рублей, превысив уровень докризисного 2013 года в постоянных ценах, а число компаний списка, показавших отрицательную чистую прибыль, уменьшилось за год с 85 до 60. Достойный результат, перекликающийся с макросводками о завершении в 2016 году рецессии в российской экономике и переходе к восстановительному росту (другое дело, что об этом росте, если пользоваться классификацией недавно ушедшего из жизни яркого российского экономиста Якова Паппэ, знают только статистики, — но это тема отдельного разговора).

Суммарный вес частных компаний в рейтинге за последние десять лет уменьшился на 10 процентных пунктов, до 45,6%. Тем не менее они всё еще опережают по выручке государственные компании, на которые в сумме приходится 40%. В первой десятке крупнейших компаний России уже шесть государственных.

Список 400 крупнейших российских компаний обновился за 2016 год на одну седьмую. Интересно, что верхний эшелон американского крупного бизнеса вдвое более устойчив: среди 500 участников рейтинга Fortune по итогам прошлого года только 31 новичок.

Отдельное «ответвление» рейтинга крупнейших — список 200 самых дорогих российских компаний, торгуемых на бирже. Здесь свои новости: совокупная капитализация топ-200 подросла на 14%, почти до 580 млрд долларов — убедительный результат. Правда, если не вспоминать о докризисном 2008 годе, когда этот показатель составлял кажущиеся неправдоподобными сегодня полтора триллиона долларов. По отношению капитализации рынка акций к ВВП (около 50%) Россия сильно отстает от стран с развитым рынком капитала. Несмотря на первоклассную торговую и расчетно-депозитарную инфраструктуру, в глобальном контексте Россия, увы, остается небольшим провинциальным рынком.

Второй год подряд в рейтинге 200 крупнейших по капитализации компаний меняется лидер. В 2016 году им стал Сбербанк, а бессменный лидер 2005–2014 годов «Газпром» съехал на третью позицию, уступив «Роснефти».

С момента объединения в 2011 году бирж ММВБ и РТС в единую структуру число эмитентов сократилось на четверть, до 242 в прошлом году. Это связано как с уменьшением числа компаний, желающих стать публичными, так и с ужесточением требований к листингу акций.

Производительность: отрасли

«Труд — отец богатства, земля — его мать», — писал четыре с лишним века назад классик английской политэкономии, предтеча Адама Смита Уильям Петти. Сколь изощренными ни становились бы экономические теории и модели, базовый тезис о составляющих богатства наций по большому счету остается незыблемым: объем благ, производимых страной в единицу времени, определяется факторами производства — трудом и капиталом (в доиндустриальную эпоху Петти главным капиталом была земля). Впоследствии, когда первая технологическая волна Нового времени перевернула материальное бытие людей, экономисты стали включать в эту формулу третий элемент, не относящийся напрямую ни к труду, ни к капиталу, а определяющий специфический характер их взаимодействия — набор доминирующих технологий. То, что в теории производственных функций именуется фактором «технического прогресса». При этом поскольку именно труд в силу демографических обстоятельств является более ограниченным фактором производства, да и само производство нацелено в конечном счете на удовлетворение запросов человека, а не капитала, сколь бы ревностно многие из нас ни служили ему, то ключевое значение в анализе хозяйственной продуктивности наций отводится вопросу производительности труда. Лидерство в производительности определяет конкурентные позиции страны на мировом рынке и в значительной степени уровень жизни ее граждан.

*Рассчитано по данным 153 компаний из рейтинга «Эксперт-400», по которым удалось собрать данные о числе занятых.

Борьба с зачастившими кризисами задвинуло задачу повышения производительности труда на дальнюю пыльную полку приоритетов работы российского правительства. О зафиксированной в одном из тринадцати майских (2012 года) указов президента задаче увеличить производительность труда в нашей экономике в полтора раза к 2018 году (считая от 2011-го) уже мало кто вспоминает (а ведь еще раньше, в 2008 году, Владимир Путин выдвигал амбициозную задачу удвоения производительности к 2020 году (правда, тогда по отношению к 2007-му). В принципе, ничего сверхъестественного в этих целях не было. Так, за десятилетие 1998–2007 годов производительность труда в нашей стране выросла в 1,7 раза (оценка McKinsey Global Institute в одном из немногих профессиональных обзоров на эту тему «Эффективная Россия: производительность как фундамент роста», датированных апрелем 2009 года), хотя тогда это было достигнуто в основном за счет банального повышения загрузки действующих мощностей. Впрочем, не только. Именно в первое десятилетие нового века бешеными темпами развивался сектор ИКТ, в частности мобильная связь. Специалисты оценивают, что производительность труда в этой отрасли всего за шесть лет, с 2003-го по 2009-й, увеличилась вшестероⁱ. В дальнейшем рост производительности замедлился. Эксперты Аналитического центра при правительстве РФ оценивают рост производительности труда в России к 2015 году по отношению к 2005-му уже всего в 19,8% (расчеты по методологии ОЭСР).

И вот теперь данные свежего рейтинга «Эксперт-400» позволяют получить мгновенные оценки производительности компаний и отраслей экономики по итогам 2016 года. Оценки АЦ «Эксперт» по 153 компаниям из рейтинга 400 крупнейших, относительно которых удалось получить данные по занятости, дают значение их средней производительности (выручки на одного занятого) по итогам прошлого года в 7,9 млн рублей, или 118 тыс. долларов США по текущему среднегодовому обменному курсу рубля. Аналогичный расчет, который для 500 крупнейших компаний США — фигурантов рейтинга Fortune USA 500 выполнили Вера Кононова, Сергей Заверский и Михаил Савлов, представляющие Институт комплексных стратегических исследований и Высшую школу бизнеса МГУ, показал, что их средняя выручка на одного работника в прошлом году составила 428 тыс. долларов, то есть превышала российский показатель в 3,6 раза. Кстати, эта цифра хорошо «бьется» с оценкой McKinsey 2007 года. В упомянутом обзоре на основе расчетов по пяти отраслям средняя величина производительности труда в России оценивалась в 26% от американской, то есть разрыв был примерно четырехкратным.

Среди крупных отраслей в России самая производительная — нефтегазовая: 16,7 млн рублей на одного занятого в 2016 году. В списке Fortune ТЭК тоже самый производительный: 1,5 млн долларов на одного занятого, то есть в шесть раз эффективнее российских показателей. Далее в российской выборке по производительности следует банковская отрасль — около 10 млн рублей на работника. В Fortune 500 на втором месте тоже финансовый сектор — 0,7 млн долларов на человека, что в 4,7 раза выше российского аналога. Все остальные отечественные сектора — крупнейшие работодатели демонстрируют выработку ниже среднего по 153 крупнейшим: розничная торговля — 5,3 млн рублей на одного занятого, машиностроение — 4,6 млн, транспорт и логистика — 2,9 млн, связь — лишь 1,7 млн, в том числе «Почта России» и вовсе 0,56 млн рублей на человека. Отрасли «новой экономики» — IT и фарма — лидируют по выручке на одного занятого с показателями соответственно 21,3 и 17,9 млн рублей (см. график). Правда, пока что вес этих секторов в нашем рейтинговом списке совсем небольшой — в четырех IT-компаниях списка занято 10 тыс. человек, в двух фармкомпаниях — 4000 человек. Сравните с 1,1 млн занятых в нефтегазе.

Неожиданно оказалось, что в США сектор IT, интернета и производителей софта является крупнейшим работодателем — в целом и в расчете на одну компанию (в 19 компаниях этого сектора, попавших в списокFortune USA 500, занято в общей сложности 1,78 млн человек, почти 94 тыс. сотрудников в среднем на одну компанию), но плетется в хвосте по выручке на одного занятого (0,6 млн долларов), отставая от лидирующего ТЭКа в три с лишним раза. Более того, продемонстрировав увеличение занятости в 1,8 раза за последние десять лет, этот сектор американской экономики, по крайней мере по прямолинейному расчету, увеличил за этот период производительность лишь на 4% в реальном выражении (с поправкой на долларовую инфляцию).Каким образом отрасль, находящаяся на гребне нынешней технологической волны, умудряется быть среди аутсайдеров по показателю производительности труда в США, демонстрируя к тому же столь скромную ее динамику? Скорее всего, мы имеем дело с расчетной аберрацией, связанной с тем, чторост потребительской ценности продукции этой отрасли не транслировался в рост цен. Другими словами, истинный рост производительности в этом секторе микшируется дефляцией единицы полезного эффекта.

Косвенно подтвердил нашу догадку один из лучших российских экономических статистиков Владимир Бессонов, заведующий Лабораторией исследования проблем инфляции и экономического роста НИУ ВШЭ: «В выручке сидит промежуточное потребление, а оно очень существенно различается по разным секторам. Корректнее оценивать производительность труда по показателю валовой добавленной стоимости на одного занятого. Теперь что касается динамики производительности труда в этом секторе в реальном выражении. Что значит “за вычетом долларовой инфляции”? Дело в том, что в секторе ИТ наблюдается резкое снижение относительных цен при столь же резком росте объема производимых товаров и услуг. Поэтому доля этого сектора в ВВП на протяжении очень многих лет остается незначительной (менее 10 процентов) и практически не растет. Для того чтобы получить корректные оценки динамики объема выпуска в постоянных ценах (а заодно и производительности труда), необходимо для “вычитания долларовой инфляции” использовать не общий для всех секторов дефлятор, а дефлятор, специально построенный для сектора ИТ. Строить его очень непросто в силу ряда проблем, таких как интенсивные изменения качества производимых товаров и услуг и прочие».

Впрочем, мы отвлеклись. Вернемся к сравнительному анализу продуктивности сотрудников в России и США. Теперь уже на уровне отдельных компаний.

Производительность: компании

Если в целом по первому эшелону корпораций отставание России по производительности труда от США составило 3,6 раза и не выглядит ужасающим, то индивидуальные разрывы в продуктивности занятых в компаниях — отраслевых млидерах куда более драматично: они достигают 10 раз и более. В частности, удельная выручка Eххоn Mobil превышает соответствующий показатель «Роснефти» в 13,5 раза, производительность Объединенной авиастроительной корпорации ниже производительности труда Boeing в 10,2 раза. Авторы «Эксперта» Андрей Виньков, Сергей Кудияров и Алексей Хазбиев попытались детально разобрать «анатомию» разрывов производительности некоторых крупнейших российских госкомпаний и их зарубежных аналогов. Ниже вкратце изложим их результаты.

ОАО РЖД. В качестве бенчмарка для РЖД мы рассматривали канадскую железнодорожную компанию Canadian National Railway Company (бренд CN). Прямое сопоставление выручки на одного работника — 30,44 тыс. долларов и 436,1 тыс. долларов — сильно не в пользу российской железнодорожной монополии: разрыв превышает 14 раз. Каковы содержательные причины столь поразительной разницы?

Во-первых, это отношение к пассажирским перевозкам. Пассажирские железнодорожные перевозки во многом носят социальный характер и потому для самих перевозчиков уже давно считаются убыточными. Так, РЖД по итогам 2016 года перевезла 1037 млн пассажиров, в том числе 101 млн человек в дальнем сообщении. При этом Федеральная пассажирская компания (дочерняя структура РЖД, оператор поездов дальнего следования) заработала лишь 201,2 млрд рублей при расходах в размере 207,1 млрд рублей. Убыточны и многие пригородные перевозки.

Как обстоят дела с пассажирами у канадских коллег? CN пассажирскими перевозками в принципе не занимается. В 1978 году решением премьер-министра Канады Пьера Трюдо все железнодорожные перевозки страны были сведены в специально созданную компанию VIA Rail. Это «коронная компания» (Crown corporation), примерный эквивалент отечественных госкорпораций. У компании почти нет собственных путей. При этом, имея довольно скромные масштабы по сравнению с пассажирским сегментом, РЖД (3,8 млн пассажиров в 2016 году, из которых 94% — в пригородном сообщении) демонстрирует ужасающие финансовые результаты. Например, в 2015 году при общей выручке 297,8 млн долларов расходы компании составили 577,8 млн долларов, а государственные дотации — 377,9 млн долларов, больше всей выручки. И это повторяется из года в год.

Во-вторых, необходимо учитывать фактор регулирования тарифов на грузовые перевозки. В Канаде регулируются только тарифы на перевозку зерна. Но его вклад в объем перевозимых грузов невелик. В целом для компании в зоне государственного регулирования оказывается порядка 11% выручки. Стоимость прочих грузовых перевозок на североамериканском рынке определяется чисто рыночными механизмами, в результате двусторонних соглашений оператора перевозок и грузоотправителя.

У РЖД 100% тарифов являются объектом госрегулирования. Тариф назначается в соответствии с установленным прейскурантом, возможности уклонения от установленных прейскурантом ставок тоже ограничены регулятором.

Даже индексация тарифов производится отнюдь не по желанию самой РЖД, но по согласованию с ФАС. И подчас эта индексация оказывается ниже уровня инфляции — за счет тарифов РЖД государство решает вопросы конкурентоспособности экономики страны в целом. Например, в 2014 году индексации не было.

Время от времени перевозки ряда товарных групп осуществляются по специальным, особо дотируемым тарифам. Образцом такой «социальной нагрузки» в России может служить перевозка угля. Чтобы сделать рентабельной для производителя перевозку угля с Кузбасса к морским портам на западе страны и на тихоокеанском побережье, за тысячи километров от районов добычи, железнодорожные тарифы намеренно придерживаются на низком уровне.

В-третьих, необходимо учитывать фактор валютных курсов. В России и так были сравнительно низкие тарифы на железнодорожные перевозки. После резкого удешевления рубля к доллару в 2014 году отечественные железнодорожные тарифы в долларовом выражении стали еще ниже. Так, если в России стоимость доставки стандартного 40-футового контейнера может уложиться в пределах 0,3 долл./км, то в Канаде стоит быть готовым выложить от 1,3 до 1,5 долл./км.

Это означает, что при равных условиях канадский перевозчик в долларовом выражении получит выручку впятеро больше. Поэтому имеет смысл сравнивать выручку компаний по крайней мере с поправкой на паритет покупательной способности (ППС). Уже эта корректировка уменьшает разрыв в производительности менее чем до пяти раз (см. таблицу 1).

ПАО «НК «Роснефть». Когда говорят о низкой производительности труда в российской нефтянке, то в первую очередь упоминают невысокую добавленную стоимость в отечественном ТЭКе. Мол, за рубежом все уважающие себя нефтяные компании давно наладили более глубокую переработку получаемого из стран третьего

На первый взгляд эта версия согласуется с фактами. Доля upstream дивизиона в выручке американской ExxonMobil, к примеру, в 2016 году составляла 15%, у французской Total — 16%, у британской BP — 17%, у итальянской Eni и вовсе 11%, при том что у «ЛУКойла» и «Роснефти» эти показатели были на уровне 24 и 32%, соответственно. Тем не менее заметный перекос в добывающем сегменте в структуре выручки российских компаний вряд ли до конца объясняет 12-кратный разрыв в производительности труда BP и «Роснефти». Более того, еще в 2013 году, до покупки «Башнефти». объем переработки нефти в натуральных показателях у «Роснефти» превышал объемы переработки BP.

Такой огромный разрыв объясняется двумя обстоятельствами. Западные компании, да и игроки из Китая и Бразилии, заметно вырываются вперед на «последней миле» — в реализация нефтепродуктов. Так, у англо-голландской Royal Dutch Shell количество автозаправочных станций составляет 43 тыс., у китайской Petrochina— 20,7 тыс., а у бразильской Petrobras — 7700. «Роснефть» добывает в два раза больше нефти, чем французская Total, а сеть АЗС у нее до недавнего времени была в пять раз меньше.

Вообще, западные игроки заметно активнее занимаются трейдингом чужих нефтепродуктов. Продажи нефтепродуктов у BP в том же 2013 году были ровно в три раза больше, чем у «Роснефти».

Кроме того, стоит обратить внимание еще на один фактор: стоимость топлива на российском рынке (там, где находятся основные сети АЗС) гораздо ниже, чем за рубежом, по крайней мере на европейских рынках цены на бензин сейчас практически вдвое выше российских.

Громкая сделка «Роснефти» по вхождению в бизнес индийской Essar, первая часть которой была закрыта в августе этого года, — яркий пример такой стратегии выхода на зарубежных конечных потребителей.«Роснефть» успешно закрыла стратегическую сделку по приобретению 49,13% акций Essar Oil Limited (EOL) у Essar Energy Holdings Limited и аффилированных с ней компаний. Одновременно о закрытии сделки по приобретению 49,13% EOL объявил консорциум международных инвесторов, в который входят Trafigura и UCP. В число приобретенных «Роснефтью» индийских активов помимо НПЗ «Вадинар» (20 млн тонн переработки в год) и глубоководного порта также входит сеть более чем из 3500 заправочных станций по всей Индии.

В 2014 году открылось еще одно обстоятельство, которое стало причиной заметного отягощения корпоративного контура российских нефтяных компаний значительным количеством трудовых ресурсов. Большинство нефтяников в России к тому моменту уже избавились от собственного сервиса — перешли на аутсорсинг. Но «Роснефти» пришлось пойти в обратном направлении: после наложенных на нее в 2014 году западных санкций компания, наоборот, стала консолидировать сервисные предприятия в своем корпоративном периметре. В результате из 295 тыс. сотрудников около 60 тыс. сегодня приходится на сервисные подразделения и компании, которая приобрела «Роснефть» за последние годы.

Отдельно стоит развенчать еще один стереотип, что, мол, причина низкой производительности труда — огромный раздутый штат российских нефтяных компаний. При ближайшем анализе этот аргумент сводится на нет фактическими данными. Как мы видим из таблицы 2, численность управленческого аппарата в российских компаниях вовсе не чрезмерна, хотя потенциал для оптимизации все же есть.

ОАК. По итогам прошлого года выручка Объединенной авиастроительной корпорации в расчете на одного сотрудника составила порядка 61 тыс. долларов. Это в 10–12 раз меньше, чем у таких гигантов, как Boeing илиAirbus Group, и в пять раз меньше, чем у бразильской корпорации Embraer (см. таблицу 3). Что же касается индийской Hindustan Aeronautics Limited (HAL), то ей мы проигрываем теперь 34%, хотя еще в 2015 году опережали почти втрое. Как же получилось, что наши авиастроители умудрились оказаться в самом конце списка, да еще и пропустили вперед индийцев?

На самом деле тому есть сразу несколько причин. Начнем с того, что ОАК имеет гигантские производственные мощности, несопоставимые с количеством выпускаемых самолетов. Общая площадь заводов нашей корпорации превышает 43 млн квадратных метров. Это больше, чем у всех ведущих авиастроительных компаний мира вместе взятых. Например, у Boeing менее 10 млн квадратных метров производственных площадей, у Airbus — порядка 15 млн, а у Embraer и Bombardier — всего по 3 млн квадратных метров. И это при том, что американцы и европейцы ежегодно делают примерно по 700 самолетов всех типов, а мы не производим и полутора сотен. Ясно, что обширные площади требуют чрезмерных расходов на содержание, в том числе налоговых, на охрану, освещение, отопление и т. д. (от последнего индийцы, кстати, избавлены).

Самих заводов у нас тоже слишком много. У ОАК насчитывается с десяток предприятий, занимающихся финальным производством воздушных судов. И этому тоже есть простое объяснение: ни федеральный центр, ни местные власти просто не дают закрыть лишние производства. Заметим, что часть этих заводов выпускают однотипную продукцию. Например, тяжелые истребители четвертого поколения у нас делают сразу три завода — в Иркутске, Комсомольске-на-Амуре и Новосибирске. Только в одном месте это Су-30, в другом — Су-35, а в третьем — Су-34. Все эти самолеты созданы на базе единой платформы, а различаются они главным образом своим вооружением и боевым потенциалом. Но из-за того, что выпуск всех этих истребителей организован на трех разных площадках, у нас ни на одном заводе нет конвейера на линии финальной сборки. Для выпуска 30–40 самолетов в год он просто не нужен.

Далее. Почти все российские авиазаводы, за исключением разве что иркутского и комсомольского, не автоматизировали свои производственные процессы. Более того, многие из них вообще организованы по принципу натурального хозяйства. То есть они, помимо прочего, имеют литейные и кузнечные производства, выпускают инструмент, оснастку. На эти так называемые низшие переделы продукции приходится более трети всех производственных площадей ОАК, а на занятых там сотрудников тратится чуть ли не 40% всего фонда оплаты труда корпорации, который составляет порядка 60 млрд рублей.

Справедливости ради нельзя не признать, что руководство ОАК не только прекрасно понимает необходимость радикального изменения сложившейся ситуации, но и уже начало предпринимать первые шаги в этом направлении. Так, в самом конце прошлого года совет директоров корпорации принял решение о переходе на новую индустриальную модель. Она предполагает вывод на аутсорсинг всех производств, занятых низкими переделами, либо их трансформацию в агрегатные заводы. Эксперты подсчитали, что таким образом за периметром ОАК окажется свыше сотни низкомаржинальных производств. Они должны будут работать не только на авиапром, но и в интересах других отраслей машиностроения. Сама же корпорация сосредоточится на создании центров компетенций и специализации, таких как «Аэрокомпозит». Эта компания сейчас занята выпуском всех деталей для оперения самолетов из сверхпрочных углепластиков.

Кроме того, ОАК намерена в перспективе сделать из холдинга концерн и перейти на единую акцию. Этот процесс уже начался. Недавно было объявлено о слиянии «Гражданских самолетов Сухого» с корпорацией «Иркут» и о создании на базе последней дивизиона по выпуску пассажирских самолетов. Именно такая производственная модель была внедрена на Boeing в конце 1990-х — теперь там своими силами производится только 10% комплектующих авиалайнера, а все остальное приобретается у сертифицированных партнеров. Считается, что в случае с ОАК благодаря таким изменениям удастся сэкономить порядка 330 млрд рублей до 2025 года.

При этом корпорация все-таки должна будет закрыть несколько своих заводов и сократить персонал вдвое, что, как говорят эксперты, позволит увеличить производительность труда хотя бы до 19 млн рублей, или 315 тыс. долларов.