Как измерить энергетику зала

Отечественную высшую школу реформируют все постсоветское время. Институты переименовывали в университеты и академии, затем их укрупняли, переводили на двухуровневую болонскую систему — список преобразований можно продолжать долго. Для широкой публики цели этой деятельности или не формулировались вовсе, или звучали туманно: например, улучшение позиций наших вузов в мировых рейтингах. Насколько эти самые рейтинги объективны и как улучшение позиций в них скажется на нашей высшей школе — эти проблемы отодвигались на периферию общественного внимания.

Между тем залог гармоничного развития высшего образования — это успешная реализация всех трех миссий университета (образование, наука, взаимодействие с обществом). С точки зрения страны третья миссия — это прежде всего условие того, что она не просто имеет хорошие вузы, а вузы, необходимые для ее успешного развития.

Без ответа на вопрос, какие именно вузы нужны России, в чем и как должна проявляться эта малоисследованная третья миссия, любая реформа высшей школы становится бессмысленной.

Ответ надо искать у профессионалов — тех, кто каждодневно погружен в жизнь отечественных университетов, то есть прежде всего у ректоров. Именно с ними RAEX и «Стимул» провели серию углубленных интервью по самым важным проблемам развития российских вузов. Эти интервью дополняются материалами прежних лет (аналогичное масштабное исследование мы уже проводили семь лет назад), исследованиями сотрудников агентства, зарубежных экспертов и даже трудами классиков.

Вместе с публикацией очередного — четвертого — выпуска Московского международного рейтинга вузов «Три миссии университета», созданного по поручению президента России Владимира Путина, это создает необходимые условия для широкого профессионального обсуждения будущего российской высшей школы.

 

Предлагаемое вашему вниманию четвертое интервью мы взяли у ректора ГИТИСа Григория Заславского.

Предыдущие интервью цикла:

Михаил Стриханов (МИФИ);

Сергей Иванченко (ТОГУ);

Дмитрий Ендовицкий (ВГУ).

— Когда к вам приходят абитуриенты, студенты-первокурсники, что вы им говорите? Чем гордится ГИТИС? Каковы главные ценности, главные достижения ГИТИСа, которыми они тоже должны пропитаться и сказать, что мы вот крутые ребята?

— Тут можно начать издалека и сказать, что ГИТИС — это первое место, где актеры в России стали получать высшее образование. И не только в России. В мире. Но это ни на кого не произведет впечатления. Можно начать чуть ближе, лет на десять, к нашему времени, и рассказать, что именно здесь, в стенах ГИТИСа, тогда Московского музыкально-драматического училища при Московском филармоническом обществе, родилась идея Московского Художественного театра. Он еще тогда так не назывался. Но именно здесь, среди людей, близких к Малому театру, которые пришли сюда преподавать актерское мастерство, был Владимир Иванович Немирович-Данченко. Так вышло, что в 1896 году среди его учеников были Москвин, Книппер, еще не познакомившаяся с Чеховым, и Мейерхольд. Немирович-Данченко понял, что с этими актерами нужно делать новый театр. И стал искать богатого русского человека, миллионера, который любил бы театр, и нашел его в лице Алексеева. Послал ему свою визитную карточку: а не повидаться ли нам? Была знаменитая встреча в ресторане «Славянский базар», а потом Алексеев — Станиславский — пришел на репетицию в училище, тогда уже приравненное к консерватории и выдававшее дипломы о высшем образовании, посмотрел репетицию комедии Гольдони «Трактирщица» и понял: да, классные ребята, надо делать театр. Так родился Московский Художественный театр. Сама идея Художественного театра зародилась здесь. Дальше можно рассказать о том, что, когда Мейерхольд понял, что режиссерской профессии нужно учить, он возвратился в 1921 году сюда, в эти стены, придумал эту самую аббревиатуру — ГИТИС. И за полтора года запустил режиссерское образование в России и в мире тоже.

А дальше — первый продюсерский факультет, до этого — балетмейстерский факультет, который закончили все великие балетмейстеры, советские и российские, от Григоровича до Ратманского. Все те, кто выбирает профессию педагога балета, ну не меньше 90 процентов, все те, кто выбирает профессию хореографа, идут на балетмейстерский факультет ГИТИСа. Или факультет музыкального театра, где преподавали великие Покровский, Ансимов, Михайлов, а сегодня — Бертман, Титель, Исаакян, Бармак. Если говорить о российских режиссерах на мировых оперных сценах, а они сегодня занимают на них существенное место, это все исключительно выпускники ГИТИСа: Дмитрий Черняков, Дмитрий Бертман, Василий Бархатов, Тимофей Кулябин. Если говорить о великих и выдающихся режиссерах драматического театра, то во многом это выпускники ГИТИСа. Марк Захаров, Ежи Гротовский, Яроцкий, Някрошюс, Туминас, Анатолий Васильев. Это не просто выдающиеся режиссеры, это режиссеры, которые многое изменили в понимании режиссерской профессии, в понимании театра.

Почему легко разговаривать о ГИТИСе во Франции? Потому что лауреат Каннского кинофестиваля 2018 года Самал Еслямова — выпускница ГИТИСа, а в «Одеоне» и «Комеди Франсэз» ставил спектакли Васильев. Далее — лауреаты Берлинского кинофестиваля Сергей Пускепалис и Григорий Добрыгин, тоже выпускники ГИТИСа. Дважды номинант на «Оскар» Андрей Звягинцев — выпускник ГИТИСа. Руководители многих театральных школ мира, от деканов до проректоров и ректоров, тоже окончили ГИТИС. Латинская Америка, по-моему, почти вся, Национальный театр в Афинах до прошлого года возглавлял выпускник ГИТИСа Стафис Ливафинос. Евгений Арье, который создал в Израиле театр «Гешер», — это первый после созданного Вахтанговым театра «Габима» израильский театр, или, скажем так, еврейский, который стал известен всему миру, тоже и наш выпускник, и наш мастер до своего отъезда в Израиль. И нам приятно, что Кристофер Хью, играющий главного злодея в «Игре престолов», во всех своих биографиях пишет, что он закончил датский филиал ГИТИСа. Такой существовал в конце 1990-х — начале 2000-х годов. Нам есть что рассказать молодым людям, которые ничего не знают о театральном образовании, но хотят стать актерами и режиссерами.

 — Григорий Анатольевич, скажите, для чего вам нужны рейтинги университетов? Для того, чтобы потешить тщеславие и перед коллегами сказать — мы первые? Для престижа? Самых талантливых студентов к себе переманить и профессоров? Или для того, чтобы прийти в Министерство образования и сказать: ребята, вот я лучше, чем Щукинское, поэтому дайте мне, пожалуйста, больше денег?

 — Вы совершенно правильно сами перечислили ответы на этот вопрос. Да, мы знаем, что мы первые. Ну первые или вторые. Как известно, один из величайших пианистов двадцатого века говорил: я второй. Его спрашивали: почему второй? А он отвечал: первых много. Я готов быть вторым после ВГИКа, например. С учетом их международных наград.

Мы все знаем, что наш ребенок лучший. Но все-таки получаем большое удовольствие, когда кто-то нам говорит: какой у вас потрясающий ребенок.

А когда, если говорить о рейтинге, тебя называют первым те люди, которые не хотят, чтобы ты был первым, и не хотят, чтобы ты вообще был в этом рейтинге, это ценнее не вдвойне, не втройне, а в десять-двадцать раз. Они не хотят, чтобы мы были не только в первой сотне, где все места давно распределены. И про все остальные аргументы вы все точно сказали. Это, конечно, нужно для привлечения иностранных студентов и повышения авторитета русской театральной школы, скажем, ее еще большего признания. Иностранные студенты — это и инвестиции. Почему у нас сегодня такой большой поток абитуриентов из Греции? Потому что художественным руководителем Национального театра в Афинах до прошлого года был выпускник ГИТИСа. Греки, собиравшиеся заниматься театром, видели, что это за школа, другой такой нет. Когда ректор Афинской консерватории приезжает на международную конференцию, он говорит: я учился в одной из лучших школ мира, в Америке, сначала в одной, потом в другой, но равных ГИТИСу нет в мире. Это приятно. Все международные проекты, которые я делаю, делаются для одного: чтобы к нам приезжали новые абитуриенты, платили деньги, учились в ГИТИСе, а потом уезжали к себе на родину. Благодаря Дмитрию Анатольевичу Медведеву иностранные выпускники, получая наш диплом, фактически получают и рабочую визу, а я очень хочу, чтобы они уезжали обратно. Конечно, это хорошо, когда они работают здесь, но я хочу, чтобы они в первую очередь уезжали обратно, становились там звездами, руководили театрами и прославляли русскую, российскую театральную школу — ГИТИС, «Щуку», «Щепку», ВГИК, Школу-студию МХАТ. И чтобы следующие поколения снова приезжали сюда, снова учились, снова вкладывали сюда деньги.

Оплата обучения в вузах искусства — это очень небольшое с точки зрения финансов вложение в структуре экспорта услуг и даже в узком смысле — экспорта образовательных услуг, но в смысле отдачи это будет огромный и серьезный вклад в поддержание авторитета российской культуры, русского искусства, российской исполнительской школы.

И конечно, как вы совершенно правильно сказали, прийти в министерство и сказать: вы посмотрите, вы нам дали сколько-то миллионов рублей на то, чтобы мы продвинули свой международный авторитет. И мы вошли в рейтинг. Вы не зря поверили в нас. А пока что все, что я делаю, — международные школы и так далее — это все делается на деньги российских банков. Мы в прошлом году в Париже провели, после огромного перерыва, школу ГИТИСа. Записалось 14 человек, участвовало 13 человек. Вторая школа должна была быть в марте. Из 13 человек 12 записалось на вторую стажировку. Такого процента лояльности, думаю, нет нигде и ни у кого. Почти сто процентов. И два человека из этих 13 поступают к нам сейчас в ГИТИС. Я этим горжусь.

— Чем вас не устраивают уже существующие рейтинги?

— Если первое мести Juilliard School в предметном рейтинге QS по исполнительским искусствам ни у кого не вызывает желания с этой позицией спорить, то уже конец первой десятки и тем более дальнейшие позиции вызывают сомнение у многих профессионалов, а не только у меня одного. Возьмем нас. ГИТИС — это имя, которое по-прежнему вызывает не только узнавание, но и восхищение, восторг, скажем, у ректора Йельской школы драмы, не говоря о театральных деятелях Центральной и Восточной Европы или же Франции, где мы в октябре прошлого года проводили пресс-конференцию накануне запуска Школы ГИТИСа. И я грелся в лучах гитисовской славы, гитисовской известности, к которой оказался причастен. Поэтому отсутствие ГИТИСа в предметном рейтинге QS, о чем я говорю все время на всех и российских, и международных площадках, это проблема не ГИТИСа, а проблема рейтинга QS.

Благодаря проекту «5–100», который я считаю очень правильным, замечательным проектом, российские вузы добились очень существенного продвижения в предметных рейтингах и повысили свою узнаваемость, а самое главное, повысили востребованность российских вузов на международном рынке абитуриентов. При этом ни Московская, ни Петербургская консерватория, ни МГАХ не получили никакой бюджетной поддержки на международное продвижение, на продвижение в рейтингах. Они заняли там 39–41-е места в рейтинге 2017 года, потом опустились ниже, потом вылетели, сейчас вернулись, а МГАХ оказалась на 60-м месте в прошлом году. Хотя Московская и Петербургская консерватории в мире входят в первую двадцатку музыкальных вузов, я считаю.

— Рейтинг — это какая-то линейка с понятными делениями на шкале. Здесь в сантиметрах, здесь в киловаттах, здесь в миллиардах, здесь в тоннах. Совершенно непонятно, чем мерить творческую среду? Каков здесь аналог киловатт, тонн, метров, чего угодно? Если следовать методикам тех рейтингов, которые вы уже упоминали, они все построены на экспертном мнении. Но экспертное мнение вообще субъективно по определению, а в творческой сфере оно не просто субъективно, это еще и вкусовщина. Возможно ли в вашей сфере заменить вкусовщину условными киловаттами, тоннами, метрами и миллиардами?

— Как вы, наверное, знаете, почти всякий новаторский театр довольно быстро вызывал интерес у представителей точных наук. Так было со Станиславским, я уж не говорю о более близком нам времени — например, вокруг Театра на Таганке было огромное количество поклонников из мира физики. У Капицы, который защищал Юрия Петровича Любимова, было еще желание как у физика, например, измерить энергетику зала. У многих людей было желание исследовать творческий процесс, понять его через конкретные медицинские и физиологические измерения. Можно вспомнить опыты Гротовского. А можно — как Галина Борисовна Волчек в 1970-е годы общалась с разными парапсихологами и модными тогда экстрасенсами, которые помогали ей, как ни странно, в репетиционном процессе и тоже с большим интересом относились к тому, что можно измерить в театре. То есть это давняя история. Мне тоже, естественно, это стало интересно, особенно когда я узнал, что рейтинг QS по исполнительским искусствам формируется по двум критериям. Первый — академическая репутация, второй — отзывы экспертов и работодателей. Но эксперты и работодатели — это одно и то же, потому что сегодня я эксперт, но в ту же самую секунду работодатель. Если только они не ищут каких-нибудь безработных критиков. Но безработный критик уже не может в полном смысле слова быть признан экспертом: если он никому не нужен, то какой же он эксперт? Таким образом, речь идет о руководителях театров, об интендантах, артистических директорах или административных директорах и так далее. То есть один и тот же человек, к сожалению, может выступить два раза (я не утверждаю этого, но предполагаю, что это возможно), а самое главное, ему предлагают назвать те вузы, которые он знает. Но вопрос сформулирован некорректно. Потому что, если интенданта «Ла Скала» спросить, какие он знает театральные школы, он скажет: есть школа «Ла Скала». Он не скажет: «ГИТИС». И здесь, как ни странно, сторонний наблюдатель будет объективнее, чем самый прекрасный эксперт и работодатель в одном лице.

— Сторонний наблюдатель — это кто в данном случае?

— Это, пожалуй, может быть просто сотрудник рейтингового агентства, который посмотрит, выпускники каких школ в этом сезоне, в прошлом сезоне работали в «Ла Скала». Это недолгий труд. И это будет более релевантная оценка, чем субъективное суждение, увы, почти всегда ангажированного эксперта.

Рейтинг спортивных команд — это таблица первенства. И мы понимаем, что «Спартак», например, может вылететь из чемпионата по решению владельца, как это сейчас происходит. То есть должно произойти что-то чрезвычайное, например уход титульного спонсора, чтобы из команды ушли все лучшие игроки, и тогда в следующем сезоне команда потеряет свой рейтинг. Но мы понимаем, что это исключение, что есть какие-то команды, которые всегда будут в высшей лиге. Где-то в конце списка, естественно, перемены возможны, но наверху — почти нет. Это в спорте. Еще более консервативна университетская среда. Если Московская консерватория попадает в рейтинг QS в 2017 году и занимает 39-е место в предметном рейтинге, в 2018 году она перескакивает, по-моему, на 51-е место, а в 2019-м не входит в топ-200, то какой вывод можно сделать? Я, выступая на какой-то международной площадке, говорил, что даже если бы Московская консерватория просто исчезла с лица Земли — не дай бог, конечно, — то ее выпускники определяли бы лицо музыкального мира еще на протяжении пятидесяти лет. Не пять-десять, а пятьдесят лет. Если вы сегодня наберете в какой-нибудь поисковой системе, не нашей, не российской, «50 лучших пианистов», то до 30 процентов — это выпускники Московской и Петербургской консерваторий. Среди лучших скрипачей — это то, чем я интересовался, — опять же от 25 до 30 процентов выпускников этих двух консерваторий. Значит, такого, что происходит с рейтингом Московской консерватории, не может быть. А если это происходит, то это говорит о том, что этот рейтинг — плохой, он не продуман, неправильно сделан.

И я стал думать, какими должны быть критерии, используемые в рейтингах, чтобы гарантировать объективность. Эти критерии должны быть максимально независимыми, то есть нужно снизить, максимально свести к нулю те из них, которые нам будет сообщать сам вуз. (Мы спрашиваем: «А у вас как?» — « У нас все великолепно!»

Проконсультировавшись с коллегами в ГИТИСе, я составил и представил свои соображения по этому поводу в прошлом году на международной конференции. В общем, то, что я сейчас вам буду говорить, — это уже не мое личное мнение, а скорректированное с учетом мнений еще некоторого количества экспертов. Но это важно для всех вузов, и я готов за это бороться публично: я считаю, что все, о чем мы говорим, точно так же работает и для физиков, и для химиков, и для любых других специальностей, так же как, например, никакого онлайн-образования не может быть ни в ГИТИСе, ни в физике, ни в математике, нигде. И в этом меня убеждают мои родственники, которые занимаются фундаментальной математикой, фундаментальной физикой, прикладной математикой и так далее.

Итак, я говорю, что первый показатель, очень важный — это традиция. Красиво звучит, но как измерить? Хотя ясно, что это очень важный показатель. Когда президент объявил, что мы делаем четыре новых образовательных, театральных кластера: Севастополь, Калининград, Кемерово, Владивосток и сейчас они уже строятся, — я тихо сказал: в Кемерово ничего не получится. Хотя люди там тоже работают неглупые, они уже переформатировали кемеровский центр, — он не будет учить актеров, режиссеров и так далее, а он будет учить звукорежиссеров, художников-технологов, видеоинженеров… а хорошо выучить там актеров было бы намного сложнее. Иногда и мне предлагают открыть где-нибудь филиал ГИТИСа. Я говорю: это невозможно. А давайте объединим ГИТИС с Ярославским театральным институтом? Это невозможно. Да, они будут получать диплом ГИТИСа. Соответственно, профессор ГИТИСа раз в два месяца до Ярославля доедет, все-таки недалеко, и местные студенты увидят, что это звезда, и все, что они видели до этого, у них вдруг поблекнет. К чему это приведет? Разочарование студентов, ненависть тамошних преподавателей. А ведь там своя замечательная актерская школа, и то, что наш профессор приехал и прочитал одну лекцию, ничего не значит, а он, может быть, вторую лекцию или десятую так же прекрасно не прочитает. Своих же они видят каждый день, они как бы примелькались, а тут приехал москвич — звезда. То есть никакой пользы от этого не будет. Гитисовскую школу мы там не построим, а разрушим местную. Все это описано прекрасно в пьесе Максима Горького «Варвары». Приезжают прекрасные инженеры, строят железную дорогу, а в итоге разрушают всю мирную жизнь города.

Мы с ректором Центральной академии драмы в Пекине говорили об этом, он сразу сказал: традиция, да, прекрасно. Измеряется это просто. Количеством выпускников вуза, работающих сегодня преподавателями в этом институте. Это говорит о том, что здесь есть школа, что это не профанация, это не то что собрались ребята: «Давайте срубим бабки и будем учить актеров». Да, таких институтов сегодня полным-полно. Мне звонит замечательный наш выпускник и преподаватель и говорит: «Гриша, ты не против, мне предложили набрать там-то и там-то актерский курс?» Я говорю: «Набирай. Набирай, только ты ничего хорошего там не сделаешь, это невозможно».

Секрет ГИТИСа не в Женоваче, вернее не в нем одном, секрет ГИТИСа в том, что Женовач закончил ГИТИС, что он ученик Фоменко, что вместе с ним работают Хейфец, и Зверева, и Чумаченко, которые, в свою очередь, ученики Кнебель, а Кнебель — ученица Станиславского. И каждый раз все это живое изменение учения. Застоя нет. И приходит потом Григорий Добрыгин — ученик Кудряшова — и продолжает учить, и что-то он делает то, чему его учили… Он понимает ценность школы, потому что он закончил ГИТИС и тут же стал лауреатом Берлинского кинофестиваля. То есть ценность школы им осознается, но при этом он сам другой, естественно. У него другое представление о мире, приоритетах и так далее. И так вот развивается школа. И у нас, и в Щукинском институте, в Щепкинском выпускников-преподавателей очень высокий процент. Это очень важно.

— А «перекрестного опыления» у вас нет?

— Есть, конечно, у нас Олег Евгеньевич Меньшиков, который закончил «Щепку», набрал курс.

— Мы спрашиваем к тому, нужен ли такой показатель: сколько выпускников ГИТИСа, предположим, преподают в каком-то другом вузе. Это же тоже показатель или нет?

— Я думаю, что среди руководителей и преподавателей вузов по всей России немало наших выпускников. Только за последний год более десяти театров в России возглавили наши выпускники. И те города, в которых есть институты культуры, конечно, приглашают те или другие предметы преподавать руководителей своего театра, тем более когда он выпускник ГИТИСа. И это как раз ответ на ваш вопрос о перекрестном опылении.

— То есть это уже отдельный получается показатель, правильно?

— Да, конечно. Еще один важнейший показатель, по поводу которого мы все время боремся с Минобрнауки, — это соотношение преподавателей и студентов.

У нас ведь весь факультет балетмейстерский — 93 человека, а весь факультет сценографии — это 57 человек, на всех пяти курсах. А театроведческий факультет — это чуть меньше ста студентов, продюсерский — около ста. Большие факультеты — актерский, режиссерский, эстрада, музтеатр. А весь институт — это 1718 человек, включая очные и заочные курсы. И на 1718 студентов у нас 517–527 преподавателей. Такого соотношения, например, в медицинском институте нет и быть не может, потому что наше образование сродни музыкальному, а в некоторых случаях и такое же, как музыкальное. Когда мне было шесть лет и я пришел в музыкальную школу, со мной уже занимались два человека с консерваторским образованием. И у нас студент один, а преподавателей может быть два на одного студента. На факультете музыкального театра на индивидуальных занятиях по вокалу — педагог по вокалу и концертмейстер. То же самое с хореографами, педагогами балета. Студент один, педагога два. Самые большие группы у нас, это курс, восемь–десять человек, — на театроведческом, продюсерском факультетах. Бывает 15 человек.

И если, например, соотношение «преподаватель — студент» будет в творческом вузе выше, чем один к пяти, то мы понимаем, что это значит…

— Халтура?

— Да. Когда мне говорят, что в одном частном вузе курс — 63 человека, я понимаю, что это несерьезно, безответственно. Еще один показатель — отзывы работодателей и отзывы студентов, но этот показатель будет работать по-разному в Европе и на Востоке. Потому что у нас совершенно разный менталитет. Человек с восточным менталитетом всегда будет говорить, что он удовлетворен своей школой, а европейский человек с христианско-протестантским менталитетом всегда найдет, чем быть недовольным.

Очень важно наличие своей базы. Например, для музыкальных вузов определяют не только количество, но даже в сантиметрах размер концертного рояля. И наличие определенного числа концертных роялей говорит о качестве школы или о несоответствии этой школы понятию консерватории, например, или музыкальной академии. Для театрального вуза важно наличие учебного театра и издательства, потому что серьезная школа, конечно же, занимается изданием трудов своих учителей, изданием собственных учебников. Важно наличие собственных международных проектов: любая сильная школа проводит свои фестивали, конкурсы. Здесь нужно простое ограничение: например, чтобы прошло не менее двух или трех циклов таких проектов или ежегодный фестиваль не менее чем с пятилетней историей. И чтобы участников было не менее трех-четырех-пяти.

ГИТИС, например, издает около 40 книг в год, и нашими книгами пользуются все театральные школы России. И когда я еду в Болгарию, в Прибалтику, в Грузию, всюду меня просят привезти наши новые книжки. А что касается фестивалей, то у нас международный фестиваль «ГИТИС-СНГ. Мастер-класс», у нас международный фестиваль «ГИТИС-Фест», международный фестиваль сценического фехтования «Серебряная шпага», международная научная студенческая конференция «Перспектива» — театроведческая, ежегодная международная режиссерская конференция, другие международные проекты, в которых мы участвуем или которые организуем сами, то есть все время присутствуем в международном пространстве.

Важный показатель — интернационализация образования, то есть процент иностранных студентов, но совсем не годится для нас показатель интернационализации преподавательского состава, потому что это мы даем преподавателей для других стран. Да, у нас есть преподаватели-иностранцы, профессора, у нас преподает Туминас, у нас преподает Карбаускис, у нас преподавал, увы, ушедший Андрейс Жагарс, но все они наши выпускники.

— А этот критерий — наличие иностранных преподавателей — неправильный по отношению только к ГИТИСу или по отношению ко всем творческим вузам?

— Он неправильный по отношению ко всем театральным вузам. Мы готовы интернационализировать продюсерское образование, потому что в продюсировании, например, сильна Великобритания, которая близка по финансированию, я считаю, к российской системе театров, и нам есть чему поучиться у других. Нам есть чему поучиться у продюсеров американских, французских, немецких, наверное. Мы очень внимательны к изучению их учебных планов и что-то заимствуем. Но что касается актерского мастерства, режиссерского искусства, то это мы можем и должны делиться своим тайным и явным знанием.

Очень сложно, если говорить про рейтинги, сравнивать европейские театральные школы с английскими и американскими. Потому что, говоря о международном признании, мы неминуемо выйдем на «Оскар». Ясно, что шансов получить «Оскар» у выпускников ГИТИСа, Болгарской академии НАТФИЗ, даже у французов — невелики. Поэтому, например, в буклете Рижской театральной академии очень рекламируется город, рекламируется цена чашки кофе и так далее, потому что они понимают, что абитуриента в Рижскую театральную школу скорее привлечет сама Рига, чем возможность научиться театральному искусству наилучшим образом. С этой точки зрения, конечно, мы тоже должны рекламировать Москву — один из театральных центров мира, а не только Европы. И это очень важная часть в актерском образовании ГИТИСа: возможность видеть самые разные театральные методики, самые разные театральные практики в многочисленных театрах города. Но, конечно, наша школа все равно имеет куда большую ценность, чем все остальное. Я согласен с важностью и ценностью среды, но школа на первом месте.

— Вы упомянули «Оскар». А награды в рейтинге творческих вузов также стоит учитывать?

— Конечно. И награды студентов, и награды преподавателей. Наличие среди преподавателей лауреатов признанных международных конкурсов, но это больше подходит, опять же, консерваториям. Интересно, например, что для международного рейтинга творческих вузов российские художественные школы, например Строгановская академия, вообще не подходят. Потому что они уникальны, классической живописи сегодня не учат нигде, а когда говорят о международном признании, то это, конечно же, все, что так или иначе связано с актуальным искусством: Венецианская биеннале, любая другая биеннале. Кстати, наши выпускники в прошлом году принимали участие в одном из спецпроектов Венецианской биеннале, а одна из выпускниц участвовала в проекте нашего официального российского павильона.

— У нас цель все-таки сделать глобальный рейтинг, а для глобального рейтинга важны глобальные сопоставления. Здесь, наверное, самое правильное сопоставление — это всевозможные фестивали, конкурсы и так далее. Не получится ли так, что мы очень сильны на русскоязычном пространстве, а на мировом, которое, в общем-то, в значительной мере англоязычное, мы заведомо проигрываем и исходя из этого будем заведомо проигрывать в глобальных рейтингах?

— Это к вопросу о критериях, и с точки зрения многих критериев мы точно выигрываем, а ценность каждого критерия нужно правильно просчитать. Понимаете, если ректор Королевской школы драмы в Лондоне или ректор Йельской школы драмы увидит ГИТИС в первой десятке, у него это не вызовет сомнений, а видя в первой двадцатке Новозеландскую актерскую школу, даже они понимают, что это неправильно. То есть нужно думать о критериях. Я могу привести вам пример с одной конференции, где критика в основном в сторону QS и THE была, но она, в общем-то, многих касается: разве на футбольном турнире мы решаем, какая футбольная команда победила в турнире, не по количеству голов, а по количеству грамот на стене у тренера и по статьям спортивных критиков? А примерно так QS собирает мнения. Не из-за того, что они свято верят в них, — просто их легче собирать. А вот те данные, о которых я вам сейчас рассказал, — их доставать сложнее.