Технологии для решения глобальных задач

Отечественную высшую школу реформируют все постсоветское время. Институты переименовывали в университеты и академии, затем их укрупняли, переводили на двухуровневую болонскую систему — список преобразований можно продолжать долго. Для широкой публики цели этой деятельности или не формулировались вовсе, или звучали туманно: например, улучшение позиций наших вузов в мировых рейтингах. Насколько эти самые рейтинги объективны и как улучшение позиций в них скажется на нашей высшей школе — эти проблемы отодвигались на периферию общественного внимания.

Между тем залог гармоничного развития высшего образования — это успешная реализация всех трех миссий университета (образование, наука, взаимодействие с обществом). С точки зрения страны третья миссия — это прежде всего условие того, что она не просто имеет хорошие вузы, а вузы, необходимые для ее успешного развития.

Без ответа на вопрос, какие именно вузы нужны России, в чем и как должна проявляться эта малоисследованная третья миссия, любая реформа высшей школы становится бессмысленной.

Ответ надо искать у профессионалов — тех, кто каждодневно погружен в жизнь отечественных университетов, то есть прежде всего у ректоров. Именно с ними RAEX и «Стимул» провели серию углубленных интервью по самым важным проблемам развития российских вузов.

 Предлагаем вашему вниманию очередное, двенадцатое интервью, которое мы взяли у ректора МАИ Михаила Погосяна

 Предыдущие интервью цикла:

Михаил Стриханов (МИФИ)

Сергей Иванченко (ТОГУ)

Дмитрий Ендовицкий (ВГУ)

Григорий Заславский (ГИТИС)

Анатолий Торкунов (МГИМО)

Виктор Кокшаров (УрФУ)

Андрей Рудской (СПбПУ)

Владимир Мау (РАНХиГС)

Михаил Эскиндаров (Финансовый университет)

Николай Кудрявцев (МФТИ) 

— Сегодня мы с коллегами долго спорили, что такое взаимодействие университета с обществом. Каковы, на ваш взгляд, его основные каналы и формы?

— Я считаю, что университеты всё больше и больше становятся центрами опережающего развития — прогнозируют развитие общества, развитие технологий, готовят людей, которые могут быть успешными в новой среде.

Что касается взаимодействия вузов и общества, университеты, в первую очередь, решают актуальные задачи, анализируют проблемы, влияющие на развитие общества, и концентрируются не только на отдельных технологических направлениях, которыми они традиционно занимаются, а на том, как существующие и будущие технологии применить для решения глобальных задач.

— Один из факторов взаимодействия с обществом заключается в том, что университет, если можно так выразиться, «форматирует мозги» достаточно широкому кругу людей — не только своим студентам: определяет новые идеи, стиль мышления, становится неким новым медиа. На кого, на ваш взгляд, воздействует МАИ?

— Кроме студентов, МАИ нацелен на научное сообщество, индустриальных партнёров, с которыми взаимодействует, и на новые рынки. Поэтому мы активно сотрудничаем с НТИ и другими проектами такого рода.

Мы нацелены на будущее. Мы прогнозируем вместе с нашими партнёрами тренды, которые будут определять эффективность, и, исходя из этого, трансформируем систему подготовки, ведём программы дополнительного профессионального образования.

Поскольку молодые выпускники не способны добиться изменений самостоятельно, важно, чтобы среда, в которую они придут, была нацелена на изменения. Мы широко смотрим на наших потенциальных партнёров. Кроме того, нельзя игнорировать школьников, поскольку сейчас это довольно активная группа будущих лидеров. Тесное взаимодействие с ними в значительной степени позволяет нам определять, что интересно сегодняшней молодёжи, как она видит своё будущее, и вместе размышлять об этом.

— МАИ сотрудничает со многими школами. Это подготовка по предметам или вы пытаетесь привлекать школьников к научной деятельности, к практике на предприятиях? В какой мере они понимают, куда будут поступать?

— Для меня очень важно, чтобы люди выбирали вуз осознанно. Это лучше, чем когда абитуриент перебирает большое количество разных вариантов без особого понимания критериев выбора.

Сегодня мы нацелены не только на подготовку школьников с точки зрения знания математики, физики, информатики, но и на то, чтобы они могли как можно больше времени проводить в стенах университета, занимаясь различными направлениями деятельности, научились ­что-то делать своими руками, и приходя в институт, имели представление о своей будущей профессии.

В нашем детском технопарке, который объединяет несколько тысяч школьников, представлены такие направления как беспилотные летательные аппараты, искусственный интеллект, интернет вещей, аддитивные технологии. Ребята могут участвовать в реализации проектов и пощупать всё своими руками.

Сочетание хорошей базовой подготовки с практическими навыками, которые ребята приобретают ещё в школе, где у них проявляется интерес к освоению тех или иных направлений инженерной деятельности — это, с моей точки зрения, важный фактор успеха.

— Технопарк ближе к кружкам технического творчества или школьники участвуют в деятельности КБ, предприятий?

— Мы стремимся предлагать школьникам проекты, достаточно близкие к реальной деятельности. Но в проектах КБ участвуют студенты. Мы стремимся, чтобы они приходили на предприятия, имея не только хорошие базовые знания, но и практические навыки решения конкретных задач, которые ставятся на этих предприятиях.

Если подготовить людей, способных эффективно решать задачи, которые стоят перед тобой, это даст возможность достаточно быстро развиваться. Перед нами стоит задача — быстро развиваться, а не демонстрировать способности каждого специалиста в отдельности. Поэтому я считаю, что подготовка школьников и студентов к их будущей практической деятельности — очень важное дело.

— Это больше ноша МАИ, нежели внешних КБ и предприятий?

— Цифровая трансформация привела к такому быстрому изменению мира, что сейчас это уже общая ноша. Мы не ждём, когда КБ придут к нам с теми или иными задачами, а сами приходим в КБ с предложениями. При этом живо реагируем на вопросы, которые возникают со стороны предприятий. Коммуникация в цифровом мире стала намного плотнее. Я бы не стал разделять задачи подготовки кадров на задачи университетов, задачи предприятий и задачи студентов. Это общая среда, которая сегодня формируется.

— Хотелось бы поговорить о научных школах. Некоторые считают, что научная школа — это больше российское, чем западное понятие. Там за счёт большей мобильности она представляет собой, скорее, небольшую группу — научный руководитель и несколько его аспирантов, нежели научную школу в классическом понимании — с многолетними традициями и устоявшейся структурой.

— Думаю, есть разные формы научных школ. Существуют системы, основанные на большом опыте в отдельном направлении деятельности, где есть не только научный руководитель, но и много лидеров команды, которая занимается развитием данного научного направления. Наверное, возможен и тот вариант научной школы, о котором говорите вы — научный руководитель и несколько коллег, работающих вместе с ним. Я считаю, что возможны обе формы. Но, на мой взгляд, научную школу определяет решение задач мирового уровня. Не стоит называть научной школой коллектив, который решает мелкие локальные задачи. Это может быть лаборатория или кафедра.

— Насколько сейчас тесна кооперация в авиакосмической отрасли между западными вузами и российскими университетами, компаниями?

— Несмотря на все сложности, которые имеют место в отрасли, кооперация с университетами имеет более устойчивый характер, чем сотрудничество в индустриальной, промышленной сфере.

У нас достаточно тесная кооперация с европейскими вузами, например, с инженерными школами Тулузы, с итальянским вузами, с техническим университетом Мюнхена, с китайскими вузами, в частности — с Бэйханским университетом. Два наших китайских партнёра — Шанхайский университет Цзяотун и Чжэцзянский университет — входят в пятёрку ведущих китайских вузов.

На сегодняшний день научная сфера является предметом глубокой кооперации самых разных стран. Эта кооперация намного живее и активнее политического взаимодействия.

— Рассмотрим гипотетическую ситуацию: ведущих специалистов университетов, которые вы перечислили, попросят назвать своих авторитетных коллег. Как вы думаете, насколько часто они будут называть учёных МАИ?

— Во всём мире ведущие учёные, как правило, фокусируются на довольно узких направлениях деятельности. Важно, чтобы в числе респондентов оказались те, с кем взаимодействуют учёные МАИ. Если провести опрос методически правильно, не интересоваться мнением людей, которые работают совершенно в других сферах, думаю, учёные МАИ будут неоднократно упомянуты зарубежными коллегами в области ракетно-­космической и авиационной техники, информационных технологий.

— Получается раздвоение. С одной стороны, вы справедливо отметили, что следует опрашивать специалистов в той сфере, в которой работают учёные МАИ — здесь все знают соседа слева и соседа справа. С другой стороны, специализации настолько сближаются и пересекается, что иногда друг с другом взаимодействуют даже учёные из совершенно разных сфер.

— Согласно нынешней концепции развития Московского авиационного института, мы, в отличие от многих университетов, нацелены на внедрение технологий в реальном секторе. Базовый фокус европейских университетов — начальный этап исследований. Для нас важно обеспечить практическое внедрение результатов исследований.

В данном направлении мы работаем над тем, чтобы на базе отдельных исследований по направлениям вокруг них формировать команды, которые будут отвечать за продвижение этих исследований на рынок. Мы назвали эти команды центрами компетенций. Они должны определять перспективы развития рынка, перспективы развития технологий, прогноз кадровых потребностей в той или иной области. Наверное, использование подходов такого рода даст возможность объединить отдельных специалистов, работающих в узких областях, в более комплексные команды, которые будут предлагать решения, позволяющие изменить завтрашний технологический облик индустрии.

— Вернёмся к теме взаимодействия с работодателями. МАИ, как и любой ведущий университет, наверняка активно взаимодействует с работодателями. Они сами предъявляет спрос или вы пытаетесь убедить работодателя в том, что ему нужны такие специалисты? Наверняка происходит движение и в ту, и в другую сторону, но что превалирует?

— Не скажу ничего оригинального. Это, действительно, двустороннее движение. С одной стороны, работодатель определяет, какое количество целевых студентов он хочет подготовить, какие направления деятельности кажутся ему интересными. А мы рассказываем работодателям о новых направлениях подготовки, которые реализуем.

Нельзя сказать, что на сегодняшний день мы полностью зависим от работодателей. Это достаточно гибкий процесс, основанный на прогнозе потребностей. В подготовке специалистов для решения будущих задач университет не является ведомым. В момент, когда ещё не сформулированы чёткие требования работодателя, университет в большей степени определяет будущие направления, которые будут востребованы.

Но мы постоянно находимся в процессе диалога. Идёт дискуссия об уровне специалистов, которые выходят из стен университетов. Все хотят получить кадры, подготовленные всё лучше и лучше. При этом важно формулировать требования — каким критериям должен отвечать специалист. Нужно формулировать профессиональные стандарты, а затем через соответствие им, через контрольно-­измерительные материалы оценивать эффективность кадров, которые мы готовим. Это многофакторный, многоплановый процесс взаимодействия с работодателями.

— У вас есть долгосрочное видение — каких специалистов и в каком количестве потребует рынок?

— У нас есть долгосрочное видение, которое формируется в процессе взаимодействия с работодателями. Ориентируясь на него, мы открываем новые образовательные программы, преимущественно магистерские: проектирование композитных конструкций, управление жизненным циклом изделий, управление цифровым производством, интернет вещей, математическое моделирование при проектировании сложных технических систем. Никто не обращался к нам с такими требованиями. Мы сами выходим с инициативами, предложениями и получаем позитивный отклик.

— Какова, по вашему мнению, роль онлайн-­образования в перспективе 5–10 лет? Когда закончится пандемия, какие из форм дистанционного обучения останутся в учебном процессе?

— Я считаю, что онлайн-­курсы — весьма эффективная форма изучения таких дисциплин, как английский язык и история, где технологии дистанционного обучения позволяют существенно повысить эффективность учебного процесса. С другой стороны, подготовка инженерных кадров, на мой взгляд, невозможна без большого количества лабораторных, практических занятий, без тесного общения с преподавателями при изучении различных технических решений. Поэтому я думаю, что в перспективе будет реализована гибкая система.

Уже начался новый учебный год. Многие университеты из всего набора образовательных программ сохранили 15–20% онлайн-­программ. Это взгляд с позиции сегодняшнего дня. Может быть, завтра их доля достигнет 30–40%. Некоторые американские вузы целиком построены на онлайн-обучении, но я думаю, это касается не инженерных, а, скорее, гуманитарных направлений подготовки.

— Есть ли в практике МАИ примеры использования деловых игр, симуляции проектных ситуаций?

— Если говорить о наиболее ярких практиках, в рамках программ дополнительного профессионального образования мы реализовывали массу таких проектов. У нас есть проект «Школа управления» для подготовки кадрового резерва, где команды работают над реальными проектами. В этой программе участвуют Объединённая авиастроительная корпорация, Объединённая двигателестроительная корпорация, Объединённая судостроительная корпорация, холдинг «Вертолёты России». Первое полугодие 2020 года мы полностью провели онлайн — происходило живое обсуждение реальных проектов, в котором участвовали члены проектных команд. В итоговом мероприятии, которое было связано с защитой проектов, участвовало до 150 человек. Мы получили очень положительные отзывы.

У нас есть проект «Школа сервиса». Мы привлекали французских, итальянских коллег к экспертизе проектов, которые реализовывали с корпорациями, входящими в «Ростех». Это тоже были реальные проекты. В апреле мы провели наш традиционный авиахакатон, куда пришли со своими задачами аэропорт Шереметьево, S7 Technic, МТС и ряд других компаний. Более 250 человек работали над решением задач, объединившись в 50 проектных команд.

— В эти проектные команды входят сотрудники предприятий или только студенты?

— На хакатонах проектные команды были смешанными. В них входили студенты МАИ и других вузов, а также молодые специалисты и школьники. Одну из команд, в которую входили студенты, даже возглавлял школьник. Он собрал коллектив для решения задачи, которая была поставлена Шереметьево.

Мы не были уверены, что онлайн-­формат даст стопроцентный результат, но не разочаровались ни в одном из проектов. Онлайн-­взаимодействие ни в одном из случаев не стало тормозом для объединения усилий людей с целью решения конкретных задач. Нигде не было проблем с коммуникациями, участники слышали друг друга. Мы получили очень интересные результаты по этим проектам.

— Обсудим ещё один аспект деятельности университета. Считаете ли вы МАИ глобальным университетом?

— Мы решаем проблемы, которые сегодня являются глобальными, и нацелены на то, чтобы позиционировать себя на мировом рынке научных исследований, образовательной деятельности. Но нам ещё предстоит пройти большой путь, чтобы окончательно встать на эти рельсы.

Кроме этого у университета, претендующего на глобальность, должна быть современная система подготовки кадров. Такие задачи невозможно решать традиционными методами, поэтому система должна быть достаточно гибкой. Я считаю, что гибкость — одна из характеристик глобального университета.

Важна также кооперация с зарубежными партнёрами. Сегодня технологии, как правило, имеют интернациональный характер, и глобальный игрок должен быть глубоко интегрирован в международную образовательную и исследовательскую среду. Закончился ХХ век, когда каждый стремился развивать у себя технологии в полном объёме, закрывая их продвижение к конкурентам, и за счёт этого получал конкурентное преимущество. Сегодня технологии становятся общим достоянием.

Технологический прогресс в значительной степени определяет умение интегрировать разные решения в конечный продукт. Умение объединить самые передовые решения вокруг перспективных направлений в значительной степени определяет конкурентоспособность. Сегодняшний рынок — это рынок интеграторов, которые умеют собрать комплексные проекты из большого количества отдельных направлений исследований.

— Один из элементов глобальности — академическая мобильность, когда студенты и преподаватели могут свободно перемещаться. Наверно, организовать это сложно, но не сверхсложно. В результате люди переходят туда, где им комфортнее, и это не обязательно будет Москва.

— Большое количество специалистов, подготовленных МАИ, сегодня работают в самых разных местах. МАИ подготовил больше 20 ректоров российских вузов, множество разных специалистов.

Я за развитие академической мобильности. Считаю, что человек в своей жизни должен прикоснуться к разным школам, познакомиться с разными подходами, поработать в разных проектных командах. В этом смысле мне импонирует американская модель: вы не можете сразу после окончания вуза прийти на работу в свой университет, вы должны 2–3 года поработать в другом месте, получить другие навыки, изучить другой взгляд на проекты, над которыми работаете. МАИ движется к тому, чтобы быть всё более тесно интегрированным в академическую мобильность, в международную образовательную среду.

— Это общий тренд. Возвращаются ли ребята?

— Работа в индустрии на новых направлениях, работа в Московском авиационном институте весьма востребована. Ребята, которые уезжали в Италию, в Германию, возвращаются в Россию, в том числе — на работу в МАИ. Ребята, которые обучались в Китае, сегодня работают в Объединённой авиастроительной корпорации, в Объединённой двигателестроительной корпорации. Не все стремятся остаться там, где оказались в рамках академической мобильности.

— Вы рассматриваете как цель увеличение доли иностранных студентов и преподавателей до определённого уровня?

— Сегодня в МАИ доля иностранных студентов приближается к 10% от общего числа обучающихся. Наша задача — существенно увеличить их число. Я считаю, что 20–25% — вполне современный показатель для крупного международного глобального университета. Конечно, это потребует от нас и привлечения зарубежных преподавателей, над чем мы работаем.

Кроме этого, мы достаточно активно развиваем программы двой­ных дипломов, когда студент обучается и у нас, и у наших зарубежных партнёров. Такие программы МАИ реализует в основном с китайскими вузами. Их преподаватели не состоят в штате Московского авиационного института, но по большому счёту тоже являются преподавателями нашего вуза, готовят наших студентов в рамках основных образовательных программ.

— МАИ — инженерный вуз, это не фундаментальная наука. Раньше считалось, что существует такой барьер, как разные школы конструирования — российская школа, американская школа, и разные методики прочностных, аэродинамических расчётов. Существует ли такой барьер?

— Я не вижу такого барьера. На протяжении многих лет в Москве довольно активно развивался Boeing Design Center — один из крупнейших филиалов инженерного центра Boeing в мире. В своё время выпускники МАИ успешно работали и, думаю, составляли костяк Boeing Design Center, где заказчиком работ был американский Boeing, который предъявлял требования к конструкторской документации, к прочностным расчётам, к сертификации со стороны Boeing. Аналогичные инженерные центры выпускали конструкторскую документацию для Airbus. В них тоже работало большое количество выпускников МАИ.

Система сертификации, общая инженерная среда, которая формируется сегодня, современные цифровые продукты в значительной мере стандартизуют подходы. Сегодня наша инженерная школа по уровню подготовки не уступает зарубежным школам, а является одной из лучших в мире.